Рука Короля Солнца - Дж. Т. Грейтхаус Страница 35

В начале весны, когда мне исполнилось девятнадцать лет, весть о восстании на севере Найэна достигла Восточной крепости. Разбойники из Найэна спустились с гор и нападали на имперские патрули, а также поднимали свои флаги в небольших городках и деревнях, расположенных у подножия гор. Вскоре после того, как эта новость добралась до нас, Голос Золотой-Зяблик написал письмо в формальном стиле каллиграфии, присущем его должности, запечатал его личной тетраграммой и приказал стюарду доставить в мою комнату. В нем сообщалось, что я назначен заместителем командира отряда солдат, который будет отправлен, чтобы загнать осмелевших повстанцев обратно в горы – или уничтожить их, если будет возможно.

Вместе с приказом в письме сообщалось, что я должен прибыть днем на аудиенцию с Голосом.

В голове у меня все смешалось. Меня назначили командиром отряда, которому предстояло сражаться с найэни? Неужели с тем самым, который возглавляет мой дядя?

Я должен был подавить восстание, к которому присоединилась моя бабушка?

Но с тех пор прошло семь лет. Возможно, их уже не было в живых.

В любом случае я не чувствовал, что готов вести за собой людей в сражение.

Я изучал книги о тактике – «Классические сражения», «Договоры и логистический анализ», эти тексты требовалось знать для сдачи имперских экзаменов, – но у меня не имелось практического военного опыта. Если не считать Железного танца найэни – но я не занимался им уже много лет – и игры с Иволгой в Камни, которые развивали стратегию и учили базовой тактике сражений. Впрочем, он побеждал в каждых четырех партиях из пяти.

Однако не имело значения, готов я был или нет, – мне отдал приказ Голос, выше которого лишь прямые распоряжения самого императора. Мне оставалось надеяться, что Голос Золотой-Зяблик мне все объяснит во время аудиенции.

Пока я шел по саду, одетый в свои лучшие одежды и шапочку ученика, в животе у меня все сжималось. Я чувствовал себя отвратительно, меня переполняла тревога, я испытывал сомнения, о которых не мог рассказать Голосу Золотому-Зяблику – и через него императору, – что неспособен выполнить поставленную передо мной задачу. Я был настолько поглощен своими мыслями, что едва не натолкнулся на шедшего мне навстречу Иволгу.

– Ольха! – воскликнул он, схватив меня за руки и внимательно разглядывая. Он помрачнел еще больше, когда увидел тревогу в моих глазах и пот на лбу. – Ты вновь получил то, что я хотел больше всего. – Он нахмурился, почти оттолкнул меня в сторону и решительно зашагал дальше, с трудом скрывая ярость.

– Иволга! – крикнул я ему вслед и поспешил догнать. – Значит, ты все уже слышал. Ты должен понимать, что я не хочу быть командиром. И никогда не хотел. Если бы мы могли поменяться местами – ты отправился бы на войну, а я остался готовиться к экзаменам, – ты знаешь, я бы сделал это, не задумываясь. Ты лучше подготовлен. Ты читал романтические истории, все книги о тактике, трактаты о сражениях…

– Это не имеет значения, – сказал он, мрачно глядя на камень дорожки. – Я провалился на экзаменах.

– Но теперь ты их обязательно сдашь, – заверил его я. – Следующие экзамены состоятся через год. На самом деле это хорошо, что ты не идешь сейчас на войну. У тебя будет еще целый год на подготовку. Продолжай заниматься, и ты…

– Я не ты, Ольха, – сказал Иволга и внезапно остановился; он тяжело дышал, руки сжались в кулаки, глаза были полны гнева. – И меня уже тошнит от попыток делать вид, что все получится, если я буду стараться по-настоящему.

Он мог сказать еще много слов, вызванных гневом, – о том, что мир строит баррикады между ним и тем, чего он хочет, всем, что должно принадлежать ему по праву. Впрочем, слова всегда плохо ему подчинялись.

У меня отчаянно болело сердце, когда я пытался преодолеть пропасть, которая нас разделяла.

– Ты не должен быть мной, Иволга, – сказал я.

– Нет, должен! – резко ответил он. Иволга никогда так грубо со мной не говорил с тех пор, как наша вражда перешла в дружбу. – Чтобы стать кем-то достойным, я должен. Я должен быть тобой, с твоими книгами, чернилами и цитатами мудрецов.

Я уловил в его словах собственную мечту о третьей тропе, владевшую мной с самого детства. Быть может, и это мы могли бы с ним разделить? Но то была опасная тема для разговора, полная предательских аспектов моего детства и тайн, которые я не мог раскрыть.

Однако я считал, что мог доверять Иволге – как никому другому, – пусть то были лишь чувства, а не доводы разума. И, к собственному удивлению, я обнаружил, что облегчение бремени Иволги стоит риска и я должен открыть ему свои самые тайные мысли.

– Нет, ты не хочешь, – сказал я ему. – Ты можешь на многое рассчитывать, даже без должности в империи. Твой отец видит тебя либо в качестве Руки императора, либо мелкого торговца, – в его глазах это либо успех, либо полный провал. Но ты можешь быть кем-то еще, Иволга. Найти третий путь в мире. Свой собственный. Такой, которым ты и твоя семья могли бы гордиться. Конечно, для этого потребуется воображение, но вместе мы сможем…

– Что ты имел в виду, когда сказал «вместе»? – Он усмехнулся. – Ты говоришь так, словно уже нашел «третий путь», но когда еще твоя дорога к успеху и престижу была такой ясной и сверкающей, Ольха? Я не думаю, что ты хотел посмеяться надо мной, но твои слова выглядят как насмешка. Больше никогда не говори со мной об этом.

– Есть вещи, которых ты обо мне не знаешь, – резко ответил я. – Как ты думаешь, у кого из нас была более легкая жизнь? У того, кто в течение десяти лет занимался по двенадцать часов в день, чтобы заслужить место во дворце, или у того, кто здесь родился?

Мышцы на его челюстях пульсировали, но он проглотил свой гнев и зашагал прочь, оставив меня стоять на дорожке. Мне вдруг показалось, что я стал пустым. Хотя это странное назначение могло дать мне шанс стать знаменитым и продвинуться на пути к цели стать ученым в Академии, я видел в нем источник проблем и клин, который вбили в мои отношения с Иволгой.

Иволга прав, у него было совсем немного шансов стать Рукой после того, как он в первый раз провалил экзамены. Даже сдать их будет непросто, – хотя я верил, что ему это по силам. Ну а быть первым – почти невозможно.

Однако не каждый