Империя проклятых - Джей Кристофф Страница 34

и, подняв, посадил позади остальных. Оглянувшись, я заметил, что Диор улыбается мне, но сам фыркнул и с хмурым видом отмахнулся. Лаклан посадил на плечи маленького мальчика, второй сидел у него на спине, обхватив его ногами за талию. Щурясь из-за резкого пронизывающего ветра, я высоко поднял воротник, низко натянул на лоб треуголку и вывел нашу маленькую компанию из ворот Авелина в морозную ночь.

Дети шли в основном молча, некоторые бормотали молитвы, другие тихо всхлипывали. Лаклан был начеку, бросая настороженные взгляды на деревья вокруг в поисках Дивоков, которые запросто могли нас преследовать. Селин, как всегда, держалась в отдалении, украдкой поглядывая на Фебу. Несмотря на то что моя сестра и сама была чудовищем, ей явно не нравилось, что с нами едет еще одно чудовище, и, по правде говоря, я разделял ее опасения. Братья из Сан-Мишона воспитывали нас с Лаки на историях о том, как жестоки закатные плясуны; учили нас, что они прокляты Богом и искажены еретической магией, что они – враг, с которым нужно бороться и которого нужно бояться.

Феба шагала рядом с Диор, как ее вторая тень. Босая, она не оставляла следов на снегу, и, казалось, ее совершенно не беспокоил холод. Но какой бы странной она ни была, она держала ладонь на плече Диор, готовая в любой момент защитить ее, выпустив когти. Она помогла нам, когда мы проходили через Оссвей, спасла мою задницу сегодня на льду. И она не была другом нежити.

Если не считать ее острого языка, она казалась не таким уж страшным чудовищем.

Через несколько часов перехода вверх по реке Лаклан заметил в неглубокой лощине развалины рыбацкой хижины, стены и крыша которой были покрыты тенеспином и узорами грибковой плесени. Он отправился на разведку и вскоре вернулся, коротко кивнув. Я повел наших юных подопечных внутрь.

Малыши в изнеможении рухнули на пол лачуги. Большинство пребывало в сильном ошеломлении, чтобы плакать. Мое сердце обливалось кровью из-за Аарона и Батиста, но в этой компании и без того было достаточно страданий. И вот, пока Лаклан стоял на страже, а Селин отправилась на разведку в поисках Неистовых, я уселся у костра и приготовил довольно сносный ужин из припасов, прихваченных из таверны в Авелине. Картошка, к сожалению, выглядела отвратительно, но зато ее хватило на всех. Я поставил кастрюлю кипятиться, нарезал овощи, прерываясь, чтобы затянуться санктусом из трубки или отхлебнуть из бутылки, которую тоже утащил. Несмотря на все мои проблемы, жажду можно было исключить – я выпил столько спиртного и выкурил столько святого причастия, что она не мучила меня. Но я все равно чувствовал запах, витавший в этой проклятой комнате. А во рту стоял привкус.

Крови.

Крови.

Исла забилась в угол с затравленным взглядом, и под глазами у нее я заметил две симпатичных родинки. Диор села у камина, Феба скользнула к ней, опустившись рядом, плавно и проворно. И девушка снова напряглась, когда закатная плясунья положила голову ей на плечо. Но Феба просто удовлетворенно вздохнула, уверенная в том, что ей рады, – ничье личное пространство ее не волновало, как и любую кошку, которые мне когда-либо попадались. Я был уверен, что если Диор почешет ей спину, Феба довольно замурлычет.

Подавая ужин, я стал расспрашивать о нападении: кто что видел и когда.

– Они появились как дым, шевалье, – заверил меня один из парнишек постарше, приглаживая пушок на подбородке. – Пробрались сквозь ворота, как туман.

– Чушь собачья, – усмехнулся другой. – Сейчас не время для твоих небылиц, Абриль Дюран.

– Заткнись, Серхио, я их видел! Они были как дым!

– Я не видела дыма, – прошептала худенькая девочка. – Но я видела того, кто их вел. Дьявол в черном. Пропитанный красным. Боже, когда она взглянула на меня…

Юнец с пушком на подбородке оглянулся.

– Это были те же дьяволы, что захватили Дун-Кинн, Исла?

Исла подняла уставший взгляд от пламени.

– Я не знаю, Абриль.

Я по-новому взглянул на девушку, вспомнив тех беженцев, которых мы с Диор встретили на дороге несколько месяцев назад.

– Ты была в Дун-Кинне, когда он пал, мадемуазель Исла?

Лицо стало совсем белым, когда она кивнула.

– Да. Прошло уже шесть месяцев, – пробормотала она с оссийским акцентом. – В тот раз они тоже пришли ночью. Гром гремел, но никаких облаков не было. Камни падали дождем. – Она покачала головой, осенив себя колесом. – Знаете, капитан Аарон говорил нам, что солнечный свет начинаешь ценить только после того, как побываешь под проливным дождем. Но иногда мне кажется, будто дождь идет всю мою жизнь.

Исла закрыла лицо руками, едва сдерживая слезы. Пытаясь предотвратить нежелательный поток, я наполнил миску едой из кастрюли и протянул ей.

– Тебе нужно что-нибудь съесть, мадемуазель Исла.

Она взглянула на меня, хрупкая, дрожащая.

– Какой в этом смысл?

– В картошке? – рискнул пошутить я. – Я задавал себе тот же воп…

– В еде! – огрызнулась она, выхватывая миску у меня из рук. – Все полетело к чертям, неужели вы не видите? Думаете, какие-нибудь полусырые помои хоть что-то исправят?

Старшие дети в комнате опустили головы, некоторые малыши заплакали. Но Диор оторвалась от смазывания своего кинжала, и ее голубые глаза сверкнули.

– Ты наберешься сил, сражаться станет легче, Исла. Не теряй присутствия духа. – Диор огляделась по сторонам и повысила голос: – Вы все, не теряйте присутствия духа. Я знаю, что дорога впереди кажется темной, но…

– Темной? – воскликнула Исла. – Темная дорога – это далеко не все! У меня был человек, который любил меня! Даже несмотря на все, что творилось вокруг, мне казалось, что я нашла своего единственного, свою вечную любовь! А теперь… – Она посмотрела на Диор, поднимаясь на ноги, и по щекам у нее заструились слезы. – Боже, лучше бы ты никогда не открывала эту клетку. Почему ты просто не оставила меня т…

– Замолчи, – предупредил я, выходя из себя. – Чувствовать себя убитой горем – это одно, мадемуазель. Но желать себе смерти – это оскорбление для всех мужчин и женщин, которые погибли, защищая эту крепость.

– И черт с ними! – Она сердито посмотрела на меня, потирая щеки. – Да пошли вы все к черту!

Девушка выбежала из хижины, сопровождаемая печальным шепотом и всхлипами детей. Я уставился на упавшую миску, еда разлетелась по полу.

– А я-то думал, я ненавижу картошку…

– Матерь и Дева, – усмехнулась Диор, глядя на меня и качая головой. – Иногда ты бываешь бессердечным придурком, Габриэль де Леон.

– Зато сердце у меня большое. И ему очень жаль.

Я наклонился, чтобы поднять плачущего ребенка с растрепанными рыжими волосами и