Империя проклятых - Джей Кристофф Страница 31

– Как… – Диор покачала головой. – Кто ты?

Феба посмотрела на руины Авелина, на детей, которых мы спасли, и прищурилась. На вид ей было около двадцати пяти лет, высокая, стройная, она совершенно не стеснялась своей наготы. Большинство малышей выглядели озадаченными и испуганными, но спасенная мной оссийка, спрятав еще нескольких малышей за своими юбками, тихо прошипела:

– Закатная плясунья.

Брови Диор подскочили, слившись с линией роста волос.

– Да, Цветочек, я – дитя лесных духов. – Феба кивнула и взглянула на девушку из Оссвея. – Кто же еще из жителей низин мог бы узнать закатную плясунью. Я благословлена силой Отца-Земли и милостью Матерей-Лун. И во время вздоха между днем и ночью я могу танцевать, меняя обличье, – могу быть женщиной, а могу превратиться в то существо, которое знали вы. Облачась в шкуру лесного духа. Оборотясь зверем.

– Почему же ты не… – Диор на мгновение растерялась, глядя на Фебу так, словно ее мир перевернулся с ног на голову. – Ты путешествовала с нами несколько месяцев. И все это время…

– Прости меня, – ответила та, и взгляд ее зеленых глаз смягчился. – Мне не хотелось обманывать тебя, дорогая. Но кузина Сирша хорошо знала мои мысли и говорила за нас обеих. А за мои танцы приходится платить дань. Которая очень велика в эти мрачные ночи. – Она кивнула в сторону падающего за горизонт солнца, в сторону света мертводня. – Поэтому теперь я танцую только по необходимости.

– Мы думали, Дантон убил тебя.

– Меня может убить только серебро. Серебро, магия и холодные зубы старости. Ублюдок Веллена сильно изранил меня. Но под светом Матерей-Лун все раны со временем заживают.

– Значит… – Диор моргнула, и лицо у нее внезапно просветлело. – Сирша…

– Нет. – Феба нахмурилась. – Она была воином Лунного Трона, храбрым и справедливым. Дочерью Ольд-Сис, провидицей и странницей по снам. Но не ребенком лесных духов. – Она стиснула челюсти. – Моя сестра мертва.

Слова прозвучали и тяжестью повисли в воздухе. Диор выглядела несчастной.

– Мои соболезнования, – пробормотал я. – Сирша была храброй…

– Мне не нужны соболезнования, угодник, – выплюнула Феба. – Мне нужно пять секунд наедине с Дантоном Воссом. Клянусь Фиан, я сожру его безбожное сердце. И вдохну в себя его проклятый прах.

– Дантон мертв. – Я кивнул на девушку, стоявшую рядом. – Диор его убил.

Дети перешептывались, но когда они смотрели на Диор, в глазах у них вспыхивало еще больше удивления. Лаклан отнесся к моему заявлению скептически, но Феба просто подняла подбородок и скривила губы. Закатная плясунья казалась не такой широкоплечей, как ее сестра, и не такой мускулистой: Сирша была топором, тяжелым и острым, а Феба – мечом, изящным и быстрым. Когда она поднялась на ноги, я заметил, как в ее глазах промелькнула опасная тень. И тогда я понял: в то время как ее сестра была воином, Феба была хищницей.

Закатная плясунья направилась к Диор, сжав черные когти. Девушка отпрянула ко мне, и моя рука легла на рукоять Пьющей Пепел, Селин угрожающе ощетинилась, а Лаклан так сильно сжал свой клинок, что даже металл застонал. Но Феба остановилась в нескольких футах от нас и опустилась на одно колено на лед. Когда она склонила голову, пряди огненных волос упали на ее покрытые шрамами и веснушками щеки.

– Значит, если бы я не была связана с тобой прорицательницей моего рода, я бы связала свою судьбу с тобой сейчас. – Феба подняла глаза на сбитую с толку девушку. – Диор Лашанс, клянусь сердцем Фиан, перед лицом Отца и Матерей обещаю, моя судьба отныне и навеки связана с твоей. Если моя кровь, или дар, или дыхание могут спасти тебя, клянусь отдать все это.

Феба провела когтями у себя по груди, оставляя алые полосы на бледной, как у призрака, коже, и, Боже милостивый, запах ее крови вновь сразил меня, точно удар меча. Головокружительный и дикий, он оставлял пылающий след, начиная с головы и заканчивая ноющим нутром. С трудом сглотнув, я проклинал его, пытаясь сдержать жажду. Я крепко сжал челюсти, пока Феба говорила.

– Мертвый встанет, свет падет;

Лес сгниет – нам край придет.

Лев рычит, и ангел льет

Слезы в грех, что тайну пьет.

Но неба радость нам вернет

Бог малой, что кровь прольет.

Протянув руку, Феба позволила алым каплям упасть на снег.

– Я – твои когти и зубы, Цветочек. Клянусь пролитой кровью моего сердца.

Диор озадаченно посмотрела на меня. Я мог только покачать головой, тоже сбитый с толку. Малыши взирали на все это с удивлением, Селин скрестила руки на груди и сердито уставилась на меня, Лаклан ощетинился. Воздух был пропитан запахом смерти, опасности и недоверия.

И на замерзших просторах Нордлунда сумерки сменились ночью.

IX. Больше, чем чудовище

Солнце провалилось за горизонт и уснуло, небо было таким же темным, как тень на моих плечах. Моя кожаная одежда промокла насквозь, ноги замерзли, а из рваных ноющих ран на руке капала кровь. Феба пасла спасенных детей, Селин где-то затаилась, Лаклан проводил разведку ниже по реке, чтобы убедиться, что Дивоки не подкрадутся к нам с тыла и не поимеют нас во тьме. Рядом со мной шла Диор. С факелами в руках и сердцами, бьющимися где-то в горле, мы брели по руинам города, построенного моими братьями.

Запах крови был таким густым, что у меня заурчало в животе.

В стенах Авелина нас ждала жуткая картина, полная ужаса и скорби, но вскоре мы обнаружили нечто странное. Солдат у ворот убили с такой жестокостью, что кровь стыла в жилах: шеи скручены, вместо лиц – кровавая каша. Но решетка и ворота были целы и распахнуты, словно приглашая весь мир войти внутрь. Здесь не было ни осады, ни кровавой обороны этих могучих крепостных стен. Когда я осматривал руины, в голове бушевали лишь «как» и «почему».

И, мой Бог, я испытывал страшную жажду…

– Бедные души, – прошептал тихий голос. – Боже Всемогущий, заключи их в свои объятия.

Я оторвал взгляд от останков охраны у ворот и посмотрел на девушку, которая произнесла эти слова.

– Боюсь, в последнее время он не внемлет просьбам, мадемуазель.

Девушка осенила себя колесом, ничего не ответив. Она была чуть старше Диор, стройная и невысокая – последняя пленница, которую я спас из тонущего мясного фургона. После того как на берегу реки все успокоились, она представилась с мягким оссийским акцентом. Ее звали