Миазмы. Трактат о сопротивлении материалов - Флавиус Арделян Страница 31

Тьма окружала дом – проворная и скрытная, словно разбойник.

– А почему они сражаются, тетушка? Почему не живут как мы?

– Говорят, в их городах убили богов, отрезали им головы и выкинули за стены. Они переделали храмы в амбары и конюшни, а священников принудили к постыдным вещам.

– Ой, тетушка! – засмеялась Лили. – Ты так любишь кровавые истории!

Они рассмеялись обе, и молодой смех слился со старым так, что уже никто бы не отличил один от другого.

– Ну ладно, мне работать пора, – сказала старуха и начала вставать.

– Погоди, – попросила девушка. – Расскажи мне о своей родине.

– Мой родине?

– Да.

– А что ты хочешь узнать про мою родину?

– Ты же не из Альрауны? Сколько я себя помню, от тебя слышала едва ли пару слов о том месте, откуда ты родом.

– Так ведь, деточка моя, нехорошо о себе чужим людям рассказывать. О себе говорят лишь в мыслях, где можно тайком над собой насмехаться и себя хвалить.

– Ну хотя бы просто скажи, как называется твой родной город.

Тетушка Валерия взглянула куда-то мимо Лили и с улыбкой прошептала:

– Если скажу, ты не поверишь.

– Как же не поверю, тетушка? Я тебе всегда верю!

– Наш город, – начала рассказывать старуха, – построен вверх тормашками.

– Не ве-е-ерю! – воскликнула Лили.

– По-твоему, отчего у меня такая большая голова?

(Девушка рассмеялась.)

– Вверх тормашками, – продолжила Валерия, – на скале, которая парит в небе над огромным морем, куда стекаются Слезы Тапала.

– Вре-е-ешь!

– Скалу держали в воздухе семь подалириев[7].

– Тетушка! Хоть бы словечка правды добиться от тебя!

– Да что ты!

– Как же ты попала в Альрауну?

– Ох, Лили, сюда меня привела любовь. Подхватила, словно пылинку, и понесла из города в город в поисках юноши, который как-то летним утром украл мое сердце.

(Лили перестала смеяться, только тихо и ласково улыбнулась, как будто сама знала толк в любви, летних утрах и бесчисленных городах.)

– Расскажи, – попросила девушка и обняла пожилую экономку.

– Не сейчас, милая, не сейчас, – вздохнула тетушка Валерия и начала вставать.

Лили слезла с полных колен и поняла, что старуха, вся в морщинах, утаила нечто в складках кожи, сберегла свои едва зажившие раны поодаль от чужих глаз. Тетушка Валерия открыла дверь, но, прежде чем выйти из комнаты, обернулась и прошептала:

– Когда под городом собирались корабли, на борту которых можно было повстречать юношей со всех концов света, старейшины спускались к ним по лестницам, а девушки выходили на улицы и каждая мечтала, что вот-вот повстречает своего моряка. Я, деточка моя, повстречала, и ты его тоже однажды найдешь. Я лишь надеюсь, что моря будут добрее к вам обоим.

И старуха улыбнулась, а девушка – нет; и Лили задумалась, а мысли ее рассыпались, не успев обрести конкретные очертания, и старуха скрылась из вида, а Лили что-то почувствовала – но что именно, никто не знал. Потому-то она и села на кровать, закрыла глаза, ожидая вечера, ожидая вестей от Аламбика, думая о многом, но в целом о пустяках, и все эти мысли о пустяках вертелись вокруг одной-единственной персоны: обгорелого. И поскольку глаза Лили были закрыты, она видела десятки и сотни лестниц, спускавшихся с десятков и сотен городов к бурным волнам, на которых теснились десятки и сотни кораблей с десятками и сотнями мореходов, влюбленных в десятки и сотни спящих юниц – и не успели мореходы подняться к своим возлюбленным, как Лили погрузилась в глубокий сон, и был он тяжелым, запутанным, с фрагментами Мира, реальной жизни, того и сего, ничего и всего, и когда раскинулся сон во всю ширь, прямо за очередным плавным изгибом грезы, Лили как будто проснулась.

Первым делом она ощутила досаду из-за того, что заснула. Потом возмутилась, что весь дом спит, что сопляк не пришел ее разбудить и не принес лекарство Аламбика, что половицы в доме слишком старые и гнилые, чтобы она сумела пробраться к прибежищу слуг на чердаке, не разбудив тетушку Валерию, которая часто спала сидя в кресле в коридоре, между комнатами. Она как будто была у себя в спальне, где похолодало. Да-да, Лили огляделась по сторонам и увидела, что находится в своей комнате, а потом взглянула на руки и по их виду поняла, что замерзла. Складывалось так, что Лили казалось, будто она делает то, что делает. Итак, Лили показалось, что она встает – и юница встала, наблюдая за собой со стороны, неведомо откуда, очутилась посреди комнаты, ей было холодно. Подошла к окну. Как будто от холода облачка пара вырывались из носа и рта, даже из каждой поры, и дыхание превращалось в туман, который блуждал вокруг нее. Лили открыла окно и взглянула на город. Дома в отдалении словно дышали, еле заметно поднимались и опускались, но юница знала, видела мельчайшие движения Альрауны; той ночью она слышала даже самые тихие шаги, ощущала запах крошечных созданий в Бурта-Вачий или на чердаках в Инфими, червей, копошащихся в сырой земле, пробирающихся от одного гниющего трупа к другому. Лили посмотрела на небо, а небо как будто не было небом, и потому она взглянула вниз, и то, что она увидела, как будто имело смысл, хоть мы и знаем, что это неправда: внизу – в садах, на улицах, повсюду – земля была покрыта сотнями и тысячами маленьких обнаженных тел спящих девушек, ковром из кожи и волос. И Лили как будто спустилась по лестнице, прошла по коридору, открыла дверь и вышла во двор, где ступила на противоестественную, холодную кожу, и у нее под ногами трещали кости, но юницы продолжали спать. Воздух не двигался, он задерживался между домами, на узких улицах, свисал с подоконников, будто развешенное на просушку белье, не трепыхаясь. Ни звука не раздавалась вокруг, лишь шаги Лили (хрустьхрустьхрусть), идущей по белым потрескивающим спинам, и время от времени пальцы ее ног запутывались в чужих волосах. Лили не видела лиц – все спящие лежали на животе, поверхность кожаного моря покрывала легкая зыбь, очертания ягодиц напоминали тихие волны, которые пробудил неведомо кто неведомо где, незримый и безмолвный. Лили как будто наступила на неведомо кого, и кожа шелестела под ее стопами, а кости хрустели от ее веса. Преодолевая улицу за улицей, она достигла Пьяца-Маре – площадь превратилась в океан наготы. Ее удивило, что не было ни ларьков, ни прилавков, и даже мясной павильон, старое и прочное деревянное строение, исчез. Бледный простор создавал иллюзию, что Альрауну засыпало снегом. Тишина.