Гай Гэвриел Кей - Звездная река Страница 26

Он был талантливым художником и каллиграфом еще с юности. Этим он славился, в этом достиг больших успехов, задолго до того, как сел на трон. Он знал, кто он такой, никогда не претендовал ни на что другое. Он хотел занять Трон Дракона, потому что трон существовал и по праву принадлежал ему, но его увлечения лежали в другой области.

Несомненно, он выполнил свой долг в качестве императора. Он произвел на свет сыновей (много сыновей) и заставил их изучить Путь и учение Мастера Чо. Он удовлетворял женщин императора, по одной каждое утро, по две за ночь, в соответствии с очередностью, представленной ему Распорядителем внутренних покоев, послушно отказывая себе в оргазме, за исключением (как ему рекомендовали) тех случаев, когда ему приводили самых невинных и молодых из его женщин. Таким образом, как советовали проповедники Тайного Пути, женская сущность его жен и наложниц будет поддерживать его сущность, а не истощать ее.

Это также было грузом и ответственностью. Его сила – это сила Катая. Его добродетель – это добродетель империи.

Он тщательно совершал все императорские обряды.

Он вернулся к курсу правления своего отца после прискорбного периода правления его матери. Потому что ему объяснили, что его отец мечтал начать войну против неблагодарных кыслыков на северо-западе, и он спрашивал о ней время от времени. Но императору важно было иметь достойных доверия и прилежных советников, чтобы дух императора мог цвести и процветать… в величайшем в мире саду под девятью небесами. Благополучие императора, взлет его духа влияет на благополучие и дух Катая больше, чем выполнение всех обязанностей.

Кай Чжэнь сказал так всего несколько дней назад в этом самом павильоне, который теперь Вэньцзун предпочитал всем остальным, так как из него открывался вид на новый камень-гору.

Император намеревался преподнести министру Каю подарок: маленькую картину, которую нарисовал здесь, весенний пейзаж с цветущим бамбуком, иволгой, синими холмами. Помощник первого министра красноречиво выражал свое восхищение этим пейзажем.

Картины императора были самым желанным подарком в Катае.

«Очень жаль, – глядя вместе на картину, говорили они, – что первый министр Хан не может уже ясно видеть детали». Он страдает старческими недугами, так предположил Кай Чжэнь, почти так же, как осень и зима приходят на смену цветущей весне. Сад, подобный Гэнюэ, мог преподать такой урок.

Этот сад – это все утверждали – чудо света, от которого сердце замирает. Он – отражение Катая в миниатюре, как и было задумано. Точно так же, как благополучие императора и правильное поведение неразрывно связаны с сохранением благословения богов на правление, так и императорский сад должен олицетворять размах и равновесие Катая, а также действия, направленные на сохранение этого размаха и равновесия. Так решили его советники.

И это так разумно.

Его страсть к этому ошеломляющему свершению не была притворной, средством уйти от задач и забот. Его труд в саду, его личные указания садовникам и архитекторам лежали в центре – в самом сердце – его долга перед народом!

Так думал император Катая, сидя в лучах утреннего солнца, осенью, в павильоне с видом на свою новую гору. Он уже подумывал о создании новой картины, чувствуя покой в душе и мыслях, когда услышал странный звук со стороны дорожки, где скрытый от его глаз садовник подметал листья. Император взглянул на своих стражников. Они смотрели прямо перед собой, бесстрастно. Он снова услышал тот же звук.

Если император не ошибался, садовник плакал.

Первый министр Хан Дэцзынь нашел императора, как и ожидал, в павильоне возле горы. Однако то, что он увидел, было совершенно неожиданным. Сначала он подумал, что его слабеющие глаза снова подвели его, но когда он осторожно ступил из своего портшеза на ухоженную дорожку, он понял, что это не так.

Император стоял у края павильона. Он не писал, не рисовал, не смотрел на свой камень-гору. Он смотрел вниз, на распростершегося на дорожке человека.

Лежащий на земле человек дрожал от ужаса. Учитывая то, что он явно был простым дворцовым садовником (его грабли лежали рядом с ним), оказавшимся перед лицом самого императора Катая, реального императора, этот страх легко можно было понять. Стражники императора придвинулись ближе. Никто из них не двигался, их руки лежали на рукоятях мечей, лица напоминали лица каменных воинов.

Лицо императора тоже было холодным, как увидел Дэцзинь, когда подошел поближе. Такое выражение не было обычным для Вэньцзуна. Оно могло быть требовательным или невнимательным, но редко сердитым. Он-то знал.

Позже Хан Дэцзинь невольно задумался о том (и даже написал письмо старому другу), как случайные совпадения во времени могут оказать такое сильное влияние на течение событий в мире. Можно подумать, что это вмешательство небес, что подобные моменты вовсе не случайны, или можно считать их указателями на тот предел, который боги поставили власти смертных людей, даже если они мудрецы.

Дэцзинь склонялся ко второй точке зрения.

Если бы он не отправился к императору тем утром с двумя письмами в складках одежды, если бы помощник первого министра оказался рядом с Вэньцзуном в тот момент, когда садовнику велели предстать перед императором, очень важные обстоятельства сложились бы совсем иначе. Он написал об этом в своем письме.

Он выполнил три положенных падения ниц. Император Вэньцзун милостиво разрешил своим старшим советникам не соблюдать придворный протокол в полном объеме, когда они находятся в его саду, но инстинкт подсказывал Хан Дэцзиню, что это важный момент, и он выполнил все три падения ниц. Его мозг работал быстро, несмотря на скованность тела. Он не понимал, что здесь происходит, а ему необходимо было понять.

– Главный советник, – произнес император, – мы рады вас видеть. Мы бы сами послали за вами. Подойдите, – очень официально, в том числе и старый титул. Во всем есть свой смысл для тех, кто умеет его находить.

– Для меня большая честь предвосхитить желание императора, – ответил Дэцзынь, поднимаясь и проходя вперед. – Неужели что-то нарушило спокойствие императора?

Конечно, что-то нарушило, но необходимо было задать вопрос, выслушать ответ и получить возможность разобраться в ситуации.

– Это человек, этот… садовник сделал это, – сказал Вэньцзун.

Дэцзинь видел возбуждение императора, его рука скользила вверх и вниз по колонне из слоновой кости, непрерывно поглаживая ее.

– И ваше милостивое императорское величество позволяет ему жить? Это еще одно свидетельство благосклонного императорского…

– Нет. Выслушай нас.

Император только что перебил его. Это поразительно. Хан Дэцзинь сунул руки в рукава и опустил голову. А потом, слушая, первый министр Катая увидел подобное лучу солнечного света, прорвавшегося сквозь грозовые тучи, сияние открывшейся возможности.