Потомок седьмой богини - Алессандра де Амальфи Страница 25

– Мне повторить?

– Следующей темой значатся траты на свадьбу, – вступил казначей. – Необходимо составить список гостей и разослать приглашения, но для этого прежде всего нужно определиться с датой.

– Задайте эти вопросы леди Иветт, – отмахнулся король, даже не пытаясь скрыть незаинтересованность. – Полагаю, ее такие вещи занимают куда больше меня.

– Но разве вам нет дела до собственной свадьбы?

– Гидеон, – на выдохе произнес король, – со слухом у тебя тоже неладно?

Я даже не стал поворачиваться в сторону несчастного старика – не хотелось смотреть, как его кости бьются друг о друга в страхе перед правителем. В отличие от Гидеона, я не считал поведение короля странным: даже до безумия влюбленные мужчины обычно не желают заниматься предсвадебными хлопотами. Впрочем, мне редко доводилось бывать на торжествах, где хоть кто-либо плакал от счастья – обычно слезы лились из глаз невест и их матерей совсем по иным причинам.

Дальше слова совета вновь превратились в однородную массу звуков. Спустя некоторое время я понял, что нетерпеливо отстукиваю по столу ритм какой-то старой, въевшейся в разум песни, и лишь кожаная перчатка, которую я в тот день надел, несмотря на вернувшееся в Тэлфорд солнце, позволяла спрятать звук за голосами богачей и аристократов. Мысль о том, что будущий убийца всего живого заставлял меня изнывать от тоски на бесполезном заседании, удручала. Я представлял путешествие между мирами несколько иначе.

Когда все стали подниматься с мест, я мгновенно выскочил из-за стола, но одного взгляда бледно-голубых глаз хватило, чтобы задержаться в зале еще на несколько минут. Король устало потер переносицу. Вена на его лбу чуть вспухла, выдавая напряжение.

– Виверна готова к полетам? – наконец спросил Фабиан. В его голосе не слышалось надежды. Казалось, он и так знал, каким будет ответ.

– Нет, – коротко ответил я. – Возможно, будет через месяц или два.

– Тогда доберемся по воде. Собирайтесь. Отплываем на закате.

– А как же День Солнца? – ухмыльнулся я. Король едва не закатил глаза, будто не ожидал, что я выпалю такую глупость. – Разве народ переживет, если ваше всевидящее око в такой день не будет наблюдать за ними с высоты башни?

Фабиан никак не отреагировал на мой выпад. Я начинал скучать по временам, когда он с удовольствием и изобретательностью подходил к нашим разговорам. Нельзя было допустить, чтобы мое лицо стало для него одним из многих – из тех, что он не замечал, как бы ни всматривался; из тех, кому не мог подарить и капли доверия.

– Вы перестали принимать снадобье, и боли усилились? – предположил я, видя, как его пальцы судорожно пытаются ухватиться за воздух. – Нужно было сказать, и я приготовил бы новую порцию.

– А вы можете гарантировать, что после следующего бутылька боли не станут еще сильнее?

– Нет. А вы сможете прожить в этой агонии еще хотя бы неделю?

Король встал, вероятно, чтобы заявить о том, что такие мелочи не способны пагубно на него повлиять, но ноги предательски подкосились. Я инстинктивно приблизился, однако Фабиан жестом приказал мне остановиться, и я бы послушался, если бы мгновением раньше не остановился сам.

– Попробую, – заявил он. – Но если надеетесь, что я дам слабину, то держите снадобье при себе.

Я кивнул, пусть план, созревший в голове, и имел некоторые отличия от того, что предлагал король. Портал, призванный перенести меня в лабораторию, возник прямо за спиной Фабиана, и тот поежился, слыша, как потрескивают искры магии. Впрочем, даже если интерес и поглощал его душу, король не обернулся.

– Всегда хотел спросить, – сняв маску безразличия, тихо произнес он. – Перемещения в пространстве даются вам без труда, но если бы вы смогли разрезать полотно времени, то вернулись бы в прошлое, чтобы исправить свои ошибки? Удавалось ли вам что-то подобное?

Я проследовал к порталу, наблюдая, как король смиренно ожидает ответа. Поначалу хотел промолчать – Верховные редко делились подробностями своих возможностей, чтобы заставать противников врасплох. Более того, ему следовало как можно меньше знать о том, на что способен чародей, чьи неспокойные сны не раз приводили к гибели невинных. И все же, поравнявшись с Фабианом, я остановился.

– Никогда, – солгал я.

* * *

Сомнений, что Вивиан также присоединится к поездке, не было. Но насладиться ее компанией я так и не смог: король просил ее не отходить далеко, а я не собирался дежурить у дверей хозяина, как верный пес. Дорога до Фадрейна занимала чуть больше половины суток, что позволяло подняться на корабль, упасть в неприветливые объятия кровати в одной из кают и открыть глаза лишь по прибытии… но я заранее знал, что не сумею сомкнуть глаз. Так или иначе, это помогло написать отчет для Гептагона – безделье порой утомляло даже больше, чем дела, к которым не питаешь приятных чувств. Отправить его я не мог, ведь корабль находился в постоянном движении, что мешало созданию портала, а потому конверт нашел обитель во внутреннем кармане моего сюртука, где и планировал греться до спуска на сушу.

Фадрейн встретил гостей запахами тухлой рыбы и нечистот. Уже с причала становилось очевидно, насколько хуже там шли дела – сравнения со столицей не смели даже зарождаться. Горожане выглядели так, словно все до единого были поражены смертельной болезнью, и я старался избегать их взглядов. Казалось, будто они вот-вот начнут срывать с меня одежду в попытках выпросить милостыню. К счастью, все мои украшения исчезали по щелчку пальцев, так как не имели телесного воплощения, а единственное настоящее кольцо вряд ли заинтересовало бы даже отчаявшихся бедняков. Полностью черное одеяние отлично подошло к траурному настроению, витавшему над островом, а высокий ворот рубашки защитил не только от морского ветра, но и от липких взглядов страждущих, пусть такой вид и заметно выделял меня среди местных жителей.

Так или иначе, я не был заметнее исполинской фигуры его величества. В солнечный день на его фоне неизбежно терялся любой, кто смел встать рядом, а в пасмурное утро на полном несчастий Фадрейне этот эффект и вовсе достигал апогея. Способствовала тому и неприкрытая неприязнь короля. Все на покоренном острове было ему немило – с одинаковым отвращением он смотрел как на голодных детей, роющихся в куче объедков, так и на свою резиденцию, прежде бывшую домом местного правителя. Я бы предположил, что он ненавидел этих людей за то, на сколько смертей они обрекли его войско во время войны, но теперь и они были его народом.