Вскрытие и другие истории - Майкл Ши Страница 21

Сираф трактовал эту идею как конкретную, обдумываемую цель, хотя партнера Джинни представляла нечетко. Предположение было вполне разумным, ведь детали образа совпадали с реальной ситуацией – стояла ночь, дул легкий ветерок, они сидели в машине.

В сущности, Джинни наслаждалась своей фантазией. Брызнувший соус и тепло кожи под тонкой рубашкой расшевелили определенные воспоминания о баскетболисте. Однако вместе с ним она никогда не останавливалась в месте, которое рисовала в воображении, – эта улица запомнилась ей по детским прогулкам; в то время она жила в другом городе вместе с тетей. Чувственное, ностальгическое сочетание, смесь памяти и страсти, ни в коем случае не было намерением. Как и все жители города, Джинни боялась Ангела Смерти.

Архивы открыто признавали неизбежность подобных ошибок в рамках теоретических работ. Но в полевых условиях первостепенной задачей всегда являлось определение доминирующего психического состояния субъекта. Менее артикулированные слои сознания, которые порождали конфигурации психики, часто не учитывались ввиду нехватки времени для анализа; самое главное – не останавливать взаимодействие и в то же время продолжать анатомические исследования и мониторинг окружающей среды.

В этот раз Сирафу повезло. Его инициатива «припарковаться на обсаженной деревьями улице» не вызвала тревоги, которая была бы вполне оправданной. Исходи это безумное предложение от кого-то другого, Джинни в панике отказалась бы, но то, как Сираф угадывал любую мысль, лишь сильнее убеждало ее, какой он необыкновенный; и она не могла не согласиться. Сираф предлагал воплотить ее эротическую фантазию в реальность, и ситуация напоминала сцену из десятка прочитанных мифов: ключевой момент, в котором герою предстоит сделать решающий выбор. Рискнувших мифический выбор приводил к откровению. Трусов обрекал на унылое существование. Джинни, разгоряченная тремя «Кровавыми Мэри» и зарождающейся похотью, решила, что происходящее – серьезный вызов ее вере и безрассудству. Что ей стоит рискнуть, предпочесть невозможное безопасному.

И как только она согласилась на предложение громким «почему бы и нет?» и взмахом руки, из-за чего пара капель кока-колы пролилось на его брюки, – ей пришло в голову еще одно, несколько потрепанное соображение, которое приуменьшило опасность ситуации. Спустя мгновение она высказала его вслух, чтобы увериться в его правдивости:

– Важно время правильно подгадать. Звучит, конечно, жутко, но все же. Я про этого Ангела Смерти говорю. Неделя после убийства – по статистике самая безопасная, верно? Так, наверное, плохо думать, но тут уж как есть.

Сираф в это время анализировал половой аппарат, который ему предстояло задействовать, поскольку почувствовал высокую концентрацию кислорода – а значит, как он предположил, район с рядами густых деревьев уже близко.

Он отрешенно отметил, что Ангел Смерти вызывает сильную реакцию избегания и является своего рода публичной персоной. Его имя не вызывало в ней конкретных образов лица или тела, – скорее, письменные, многословные отчеты, которые с трудом можно было собрать в единое целое.

Джинни подавила страх. Вот так легко был побежден призрак, существующий для нее лишь серией новостных фотографий полицейских с носилками на бессмысленных обочинах дорог. По мере того, как страх рассеивался, Джинни с радостью добивала его дальнейшими предположениями, в то же время наблюдая, как Сираф пробует напрячь детородный орган. (Его поразило, что вялая выпуклость способна так сильно отвердеть.)

– То, что он делает, – по сути, замена, ну, сексу. Поразительно. Типичная особенность. Говорят, такое часто встречается. Точнее, постоянно. Ты ведь слышал, да? Что оружие – это фаллический символ? Убивая женщин, он демонстрирует мужскую силу. Секс приравнивается к боли, а смерть – это оргазм, до которого он доводит жертв. Я понимаю, бывает, хочется кому-то отомстить, но вот так убивать? Жестоко и бессмысленно. Как и его действия.

Сираф в этот момент был занят тем, что впервые прочувствовал всепоглощающую силу первой фазы сексуального взаимодействия человеческой расы. Опробовав простимулированные части нейронного аппарата тела – то есть почти все, – он осознал, что его ждет бурное событие. Положение Сирафа – стойкого духа на пороге всеобъемлющих церебральных волнений – можно, пожалуй, сравнить с положением начинающего пловца, впервые оказавшегося среди высоких волн.

И все же отчасти тот странный вариант церемонии спаривания, который в деталях описывала Джинни, увлек Сирафа.

Судя по всему, данная культурная практика порицалась обществом, но была довольно распространена и породила теоретическую традицию. То, что жители планеты являлись существами символическими, Сираф понял сразу.

Но символическая система, в которой процесс оплодотворения может заменяться смертью, – интересная особенность, подобных которой в Архивы не добавлялось.

Затем все мысли Джинни решительно и недвусмысленно перешли к спариванию. Сираф окинул взглядом ряды платанов с густой кроной и старых фонарей в поисках места для парковки.

Вот так Джинни Кудайзински стала точкой пересечения – точнее, сближения – в ночи двух звездных кочевников вдали от дома. Излив душу и освободившись от образов прошлого и возможных последствий, она нежилась в энергичных, интенсивных и теплых объятиях и попутно разглядывала золотисто-коричневые кроны, выхваченные из сумерек светом редких фонарей. Один из сошедшихся в ней – Энгельманн, – даже после того, как они встретились вживую, владел ею лишь как абстракцией, в то время как Сираф усердно кодировал ее (и собственную) электрохимическую активность, и едва ли воспринимал ее телесное присутствие. Меж двух энергий она жила одинокой мечтой о любви.

Сираф, в свою очередь, был усмирен и потрясен открывшимися ему предельными эстетическими способностями. Их обильный, судорожный обмен жидкостями оказался самым динамичным взаимодействием среди уже зафиксированной рутинной деятельности этой расы. Сираф так активно фокусировался на процессе, что кратковременное вмешательство сильного психического источника из-за пределов фокуса привело его в смятение. В момент, когда они оба обмякли, он воспринял сигнал – чрезвычайно живое представление о безликой паре, совокупляющейся в автомобиле, что было на редкость поразительным совпадением.

Источник идеи двигался со скоростью транспортного средства и вышел из зоны досягаемости почти сразу же, как только Сираф распознал его мысль. Затем медленные, раскачивающие, требующие движения Джинни возобновились, и Сираф ступил в лабиринт заимствованной оболочки. Прекрасная покинутая Джинни жадно скакала на нем, пока не довела себя до оргазма. Сираф отстал лишь на мгновение.

Она прижалась к нему и хрипло пробормотала ему в грудь:

– Невероятно. Вот так легко получить то, чего хочется. Ты словно сон. Мокрый сон.

– Мокрый сон? Это устойчивый оборот?

Она села и рассмеялась.

– Да нет, милый. Не знаю, как по-другому назвать. Ночные поллюции, возможно, будет…

Зажглась лампочка салона. Включил ее Сираф – а то, что побудило его к действию, Джинни не заметила, и поначалу ее удивление было вызвано внезапным светом. Затем, проследив за его взглядом, она увидела за окном пистолет, а за ним –