По краю земли - Катерина Ромм Страница 20

Прошло ещё несколько лет. Потеряшки повзрослели, многие создали свои семьи. По улицам Флоры теперь бегали их дети, босоного сверкая маленькими пятками. Королева Авенжелина горько вздыхала, глядя на них, но не смела жаловаться. «Что‐то тревожит тебя?» – заметил однажды Ангел. «О нет! – поспешно отозвалась Авенжелина. – Я благодарю вас за всё. Теперь у нас есть этот прекрасный мир, стихийные народы и справедливое королевство». – «Спасибо за твои добрые слова, Авенжелина. Однако же мы видим, что ты несчастлива, и хотим помочь, – ответил Ангел и впервые явился перед ней в обличье человека. – Позволь, мы подарим тебе дитя». И на следующий год, когда сошёл снег и поля Флоры запестрели всеми цветами радуги, на свет появился ребёнок королевы, наследник Ангела…

Фелтона мало заботили традиции королевской семьи, и о стихийных народах он тоже нечасто задумывался, зато второй подарок Ангела – появление в мире других людей – касался его напрямую. Теперь во Флоре хватало своих сироток – Фелтон был одним из них. Однако и по сей день потеряшек уважали и непременно заботились о них. Существовали неписаные правила: например, никто не имел права удерживать детей в приёмной семье против их воли.

Фелтон, недавно сбежавший от матушки, с которой он провёл последние четыре года, до сих пор сомневался, правильно ли поступил. Она была добра к нему и ко всем своим детям. Она готова была опекать его ещё много лет. И всё же что‐то тревожило его, что‐то было неправильное в том, как она обращалась с ними – с Фелтоном и другими… Поэтому Фелтон собрал вещи в мешок и ушёл. Первые несколько дней его нестерпимо тянуло назад. Всё казалось, что он не справится в одиночку. Но это была, конечно, чепуха – до матушки он переходил из семьи в семью чуть ли не каждый месяц, и ничего.

После полудня Фелтон сошёл на обочину, постелил кофточку на траву и плюхнулся в тень высоких колосьев, чтобы передохнуть и пообедать. Хлеба с завтрака осталось достаточно, и фляжка была почти полная – красота! Фелтон прильнул к горлышку: матушка учила, что пить нужно перед приёмом пищи, а запивать во время еды неполезно для желудка.

Он поперхнулся, когда золотистые колосья перед ним вдруг задрожали и раздвинулись, выпуская на свет взрослую девушку с растрёпанными пшеничными волосами, в мятом коричневом балахоне и босиком. В руке она сжимала синие туфли с ремешками, украшенными блестяшками, – матушка называла такое «плохим вкусом», и Фелтон не мог с ней не согласиться.

Он кашлял, отплёвываясь водой и не сводя с девушки глаз.

– Извини, что напугала, – бросила она, но вид у неё был не особенно виноватый.

– Да я из-за тебя чуть Ангелу душу не отдала, – кое‐как отдышавшись, выдавил Фелтон.

– Ой, ну не преувеличивай! – Она уставилась на хлеб. – Поделишься?

Фелтон протянул ей кулёк. Он привык делиться с другими потеряшками и никогда не жадничал. Смущало только, что девушка такая большая, наверняка совершеннолетняя. В этом возрасте надо уже профессию получать, а не бродить по дорогам. И всё же он решил не судить строго: мало ли что у неё случилось. «Ангел знает, да тебе не скажет», – говорила матушка.

– Как тебя зовут? – спросила незнакомка, мгновенно проглотив первый ломоть хлеба.

– Фелтон, – сказал он, наблюдая, как она без капли смущения берётся за следующий.

– Что? Фелтон – это мужское имя, – усмехнулась девушка.

– Так… – он растерялся.

– Ну а ты девчонка.

Они посмотрели друг другу в глаза. Фелтон почувствовал, что краснеет. Он вообще легко краснел и сразу становился похожим на морковь.

– Я просто так одета, – наконец выдавил он.

И тут же, чуть ли не крича, поправил себя:

– Одет! Одет!

– Да ты не волнуйся, – спокойно отозвалась девушка. – Какая разница‐то? Ну, одет, одета.

Но для Фелтона разница была. Потому он и ушёл от матушки. Четыре года назад всё началось как игра… Тогда его легко было обмануть. Матушка учила своих дочерей скопом, школу они не посещали и с другими ребятами не общались. Но старшим разрешали иногда выходить в деревню. Прошлой осенью, когда она стала отпускать его одного, Фелтон с удивлением узнал, что в деревне матушку недолюбливают и считают сумасшедшей. А потом долго пытался понять почему. И понял.

Открытие поразило его, и он сбежал, не сказав матушке ни слова.

– А ты‐то будешь хлеб? – спросила девушка.

Он кивнул и взял самый тонкий ломтик, но горло саднило после кашля и есть расхотелось. Фелтон подумал и положил ломтик обратно.

– Ты всё? А то мне идти надо, – объяснил он и стал собирать вещи в мешок.

Девушка закусила губу.

– А куда… ты идёшь?

– Поступать в ангорскую школу. В гимназию. Я слышала… знаю, там есть хорошая.

Она впилась в него взглядом. Стараясь не обращать на неё внимания, Фелтон встал, отряхнул юбку и гольфы и взял кофту. Тогда девушка тоже поднялась, размахивая туфельками.

– Так и я в Ангору! – бодро заявила она. – Давай вместе пойдём? Чтоб не скучно было.

– Мне и так не скучно, – заметил Фелтон, поправляя рыжие волосы, попавшие под лямки заплечного мешка. – Но я не против.

Выйдя на дорогу, девушка всё‐таки надела свою нелепую обувь, чтобы не ободрать ноги. Она пояснила Фелтону, что в городе – она была из Флоры – по каменным мостовым ей приятнее было идти босиком. Фелтон мысленно не согласился. В туфлях было очень даже удобно ходить по плитке. Вот только каблуки стучали так громко…

– А ты долго жила во Флоре?

– А что? – насторожилась девушка.

– У тебя совсем другой диалект, не флорский. Сама не замечаешь, что ли?

– Я из маленького города на севере Флоры, ты его не знаешь, – торопливо сказала она.

– Я все города знаю, – гордо отозвался Фелтон. – У меня есть карта.

Она явно не хотела отвечать на его вопросы и быстро переменила тему, потребовав рассказать, кто он такой и почему разгуливает в «юбочке». Фелтон вздрогнул от её насмешливого тона. Вовсе он не обязан ей ничего объяснять! С другой стороны… Она ведь такая же потеряшка – кому, как не ей? Взрослым он так и не решился рассказать свою историю, в которой сам пока не разобрался, и почти всегда представлялся «Фелти», чтобы избежать расспросов. Впрочем, большинство из них вовсе не обращали внимания на его имя.

– Я же не осуждаю, – заметила девушка, размеренно переставляя ноги по дорожке – правая, левая, правая, левая, так что блестящие штучки на её туфлях ослепляли Фелтона при