Предел. Воплощение - Евгений Сладков Страница 20

А глаза тем временем чуть привыкли к темноте ниши, и взгляд выхватил из неё сперва светлую макушку, а затем и бледное, практически белое лицо. Жуть! Встреть такое в обычной жизни в ночной темноте — точно поверишь в существование призраков, приведений. И по делам, по которым встал в ночную пору, уже и не нужно никуда идти — справишь их прям на месте.

Хм, а лицо-то знакомое…

Точно!

— Светлый! — последнюю мысль удивлённо и невольно произнёс вслух.

В ответ на это физиономия немного изменилась, кажется, это даже можно интерпретировать как «скривилась», а затем от неё же последовало:

— Да как же вы достали! Не светлый я! Миктлан! Имя моё — Миктлан!

Тут уже я не выдержал и вовсе в голос засмеялся. В ответ на меня уставились уже с некоторой обидой:

— Чё ты ржёшь, шрамолицый? Ща как встану!

Продолжая посмеиваться, выставил вперёд свободную руку в примирительном жесте:

— Погоди-погоди! — перевёл дух и продолжил: — Прости мою реакцию, о бледнолицый, но частично имя знакомо мне твоё. Встречал более длинную, полную его версию в одной из книг. Миктлантекухтли. Это на языке одного из мёртвых народов, мёртвых ещё во времена до Пришествия. Переводится как «властелин света смерти» или «сияющий владыка смерти». Ну и, понимаешь, я ляпнул «светлый», ты — в ответ своё имя. Свет и свет! Вот и не удержался на совпадении. Меня, кстати, Власт звать. Будем знакомы!

Хмурое лицо чуть разгладилось:

— Может и будем, Власт. А на каком это языке? Ну, Миктлантеку-что-там-дальше?

— Миктлантекухтли. На ацтекском. Около тысячи лет назад существовал такой народ, но даже не на нашем континенте. Далеко на западе, за океаном.

— Умный, что ль? И откуда ты такой? Вижу, что вродь наш, интернатский.

— Из «сжигающих» я. Имени Флаграна Сжигающего. А вот твой что-то не могу припомнить. Ещё на площади приметил тебя, но по нашивке не распознал из чьих.

— Из «несокрушимых». Имени Чака Несокрушимого.

— А-а-а! Это же про которого говорили: «Чак может убить одним ударом: первым и последним»?

— Да-да, он самый. Но у нас другое более популярное: «Рукопожатие Чака — это проверка на прочность твоего скелета». А у вас что в ходу было?

— Ха-ха! Тема! У нас-то? Хм… Пожалуй, «Горящие враги — лучшие факелы. Их крики — песня, что ведёт меня вперёд!».

После обмена этими цитатами почувствовал, как напряжение настороженности, витавшее в воздухе, разрядилось. Для обычного обывателя фразы-то простые, мало что значащие. А вот для нас — нет. Существовал в интернатской среде некий кодекс дружбы. Не все заведения стояли друг за друга горой, стеной. Некоторые — непримиримые соперники. Как, почему, из-за чего — истории эти зачастую утеряны в годах противостояний. В итоге выработалась своеобразная система «свой-чужой». У неё даже название собственное имелось. «Шёпот столовки». А так как обучение интернатское обязательно содержало предмет «Доктрины Первых», где зубрились эти самые цитаты, наставления великих Воинов и прочих вождей, то и кодекс построили как раз на них. Собственно, из-за посиделок в библиотеке его летописцем я и стал в нашем интернате. Обновлять его приходилось частенько! Союзы — дело весьма недолговечное.

— Что ж… Значит, союзники! — произнёс, окончательно опуская руку с ножом.

— Значит, да. — отозвался Миктлан, вроде бы тоже откладывая что-то в сторону, неразличимое во мраке.

— Раз с этим порешали, в таком случае несколько вопросов. Первый — действительно Миктлан? Второй — почему ты тут? Ну и третий — из-за чего не сто́ит вниз идти?

— Действительно, Миктлан, но можно просто — Микт. Но только не Миктя! А почему я тут? Да по той же причине, что и с тобой приключилась — неудачно вошёл. Сильно ногу повредил при падении, не ходок теперь совсем. Но шею не свернул — и то хлеб. А третий… Я тут уже прилично лежу. Успел всякого наслушаться. И если из коридора ничего примечательного не было, то вот оттуда… Кровь в жилах стынет от воя, что периодически доносится со стороны спуска.

— Вот оно как… Прилично лежишь, говоришь? Хм-м… А я в тот же проход на площади вошёл, что и ты. По времени… Да, где-то с полчаса как после… Потом столько же примерно до шахмат топал и там около часа. У тебя же наверняка не сильно больше времени занял путь сюда?.. — замолчал, видя, как удивлённо расширились глаза Микта. — Что-то не так?..

— Я только здесь валяюсь уже несколько часов. И по Лабиринту тоже несколько часов кряду бродил. А вот про шахматы не понял. Поясни?

— Про шахматы-то? Так Испытание же в комнате с развилками такое было! — теперь уже я удивился.

— Не, не было у меня никаких шахмат. С игрой знаком, видел пару раз, но не более. Комната с развилкой у меня была… А Испытание… Извини, не буду про него рассказывать. Но по времени оно немного заняло и не такое, как у тебя. Так что вот и получается по моим прикидкам, что прошло около часов десяти уже… А ты после входа в Лабиринт в какую из трёх сторон пошёл?

— Э-э-э, погодь! — притормозил я Микта, обдумывая его слова. — Почему трёх сторон? У меня два варианта было — налево и направо. Я направо выбрал. Как у входа, так и потом — после Испытания. Вот там уже три прохода было.

— А я — нет. «Нет назад. Нет в стороны. Есть только сквозь!» же. Так что, как вошёл, так прямо и пошёл по Лабиринту. После Испытания же только два варианта было. Там налево выбрал…

Умолкли оба, погрузившись в мысли. Не знаю, конечно, о чём там задумался Микт, а я вот пытался вспомнить, что ещё было в слухах о прохождении Испытания, связанного с Янтарным Лабиринтом, что оттуда совпадает с тем Лабиринтом Беспредела, в котором мы сейчас. И, кажется, что моменты с решениями, выбором очень похожи. И оба лабиринта реагируют на того, кто вступает в него — меняют свою конфигурацию, подстраиваясь под вошедшего, его сознание, знания. Если саму вариативность Лабиринта достаточно легко могу принять, то вот последнее пока не укладывается никак. Но факты говорят, что так и есть — раз Испытания у обоих индивидуальные оказались. Жаль, не догадался посильнее ударить по стене в нём. Вдруг сломал бы? Вдруг это зеркала такие? Хотя нет, не складывается. Стук-то был как по камню! Но и ещё есть одна непонятность — это какие-то игры со временем. Если для меня прошло около двух