Дитя минувшего - Кристина Веда Страница 2

Позади еле слышно прошептали:

– Так там реально сморщенный старик.

– Заткнись! – бросила я, тут же прикрыв рот, ведь мою вежливую просьбу выполнила Тамара Петровна, а не одноклассник.

– Воронова! – с широко раскрытым ртом она застыла в позе уязвленной гордости, – Ой… ох, какая же ты… – прижала руку к груди, чуть пошатнувшись, и схватилась за спасительный стол, – ты остаешься после урока. Нет. Я сейчас же звоню твоему дедушке! Не удивительно, что с одним опекуном ты выросла такой невоспитанной, я уже давно за тобой наблюдаю.

– Тамара Петровна, да я не вам это говорила, – взвыла я.

– А я такого в принципе не потерплю. Ох, давление поднялось. Все! После уроков жду у себя. Тогда точно решу, что с тобой делать.

Одноклассники зашептались, обзывая меня «глухой медведицей», которая живет средь леса и не обучена манерам. А я что? В целом была согласна, ведь единственная жила почти в сердце леса вместе с дедушкой егерем. Да и имя у меня такое, как в сказке про «Машу и медведей». Дедушка рассказывал, что когда я впервые попала к нему в руки, то была такой пухлой и коренастой, что он уверенно заявил всем, что я сильная как медведь, а потому имя дал подходящее – Миша. Вот только я оказалась девочкой и пришлось выкручиваться, а потому для всех величать меня – Маша. Дедушка в шутку продолжил звать меня Мишей, уверял, что это он над собой «слепым» смеется, ни в коем случае не надо мной, но я и мои пухлые щеки знали правду. Вот и одноклассники иногда посмеивались, стараясь уколоть меня схожестью с медведем.

В любом случае, полностью отгородиться от одноклассников у меня не получилось и я краем глаза посмотрела на предмет своего воздыхания. Вова Палочкин…

Он сидел в своих делах, весь такой красивый, что-то чертил в тетради. Наверняка опять готовился к олимпиаде по занудности и хотел стать лучшим в классе. Роли старосты, активиста и единственного отличника ему, видимо, не хватало. Наши взгляды неожиданно встретились. Я широко улыбнулась, выпрямившись, а у самой губы дрогнули от неожиданного внимания. Но Вова заумно поправил очки и отвернулся, не проявив интереса.

Уроки пролетели перед глазами. Неужели даже время хотело как можно скорее увидеть расправу над моим длинным языком? Когда звонок разнесся по стенам нашей маленькой школы, я поплелась в кабинет, чтобы еще раз попросить прощения. В груди теплилась надежда, казалось, что я могу избежать наказания.

В нашей школе наказания были суровыми, под стать северной местности. Располагались мы в небольшом посёлке близ города Онега, где под боком шумело Белое море, тревожась и закаляя характер местных. Каждый год мы наслаждались долгой зимой и переживали короткое лето, именно так, а не иначе. Ведь зимой в Онеге куда теплее, чем летом. И это не про погоду, а про уютные домашние вечера.

На все праздники от Нового года и до Колядок мы с дедушкой готовили пирожки, пышущие жаром, и садились напротив печи. Я на маленькую табуретку, а дедушка на старую шубу, ставшую ковром. Жар печи грел щеки, колени, обнимал душу, а дедушка читал сборник старых сказок, где в лесу жили лешие, а в прудах караулили русалки.

Такие егерей как дед очень ценили, ведь они круглый год были готовы следить за состоянием леса. Да и наш дом находился на опушке рощи, где сосны как большие великаны, стояли плечом к плечу, точно охраняя нас. А зимой, в мой день рождения, выпадал хрустящий снег, и в окно пробирались солнечные блики от застывших сугробов.

Наказания в северном городе были суровыми, но вот я по северному горячей и семейной, как печь. Но даже мне пришлось идти в класс с опущенной головой.

С радостными воплями дети пробегали по коридорам, словно могучая река, выплевавшая тех, кто шел против течения. От легкого толчка я влетела в класс, который одновременно был кабинетом биологии. Здесь всегда витал запах нафталина и спирта. Я часто осматривала кабинет, в поисках закатанных в банки голов животных. Ну а что? Тамара Петровна казалась мне опасной старушкой, причем со странностями. Многие в её возрасте закатывали банки с компотом, а она, наверняка, банки с котятами.

Но ничего такого видно не было. Обычный кабинет с зелеными стенами, аквариумом с двумя рыбками и деревянными партами. Окна часто были открыты, но воздух всегда был застойным. Даже затхлым.

– Что, Маша, пришла огребать?

Знакомый голос почти напугал меня, и я с удивлением посмотрела на Вову. Он знал, как меня зовут?! Хотя, о чем это я, мы ведь учились вместе уже два года, ровно столько лет назад он перевелся в нашу школу и сразу же стал любимчиком учителей, в особенности Тамары Петровны.

Каким же красивым он был, из-за взгляда этих голубых глаз мой мозг отключался, а длинный язык и непослушное тело шли в пляс. Вытянувшись по струнке, я припала к дверному косяку, и пригладила волосы. Правда Вова на меня уже не смотрел. Сидел за партой и калякал какие-то символы в тетради. Необычные, с острыми углами, издалека походившие на руны. Они были верх тормашками, но почему-то в дальней части моего мозга что-то заскребло, попыталось вылезти из конуры. Что-то древнее, но знакомое. Будто я знала эти…

– Не пялься, я занят.

– Я не пялюсь!

– Пялишься, Маша, – и Вова посмотрел на меня исподлобья и фыркнул, точно надсмехаясь, – иди делом займись. Тамарка хотела, чтобы ты убралась в классе, в качестве наказания.

– А ты тогда почему здесь?

– А я делом занят! К олимпиаде готовлюсь, повышаю айкью всего класса, – и он внимательно посмотрел на меня, а потом покачал головой с какой-то издевкой, – на тебя то надежды нет. Иди, убирайся.

Шторы пошатнулись и солнечный луч на мгновение озарил стол Тамары Петровны, а рядом, как по мановению палочки, оказались швабра и веник. Я еще раз посмотрела на Вову и пружинисто прошла к столу. Не будь он таким красивым, так я бы ответила ему, но пока я должна заняться уборкой.

Взяв в руки веник, мой взгляд зацепил пано с застывшими бабочками. Над ними словно само время бережно зависло, опасаясь потревожить эти лоскутные крылышки.

– Кровожадная старушка, – прошептала я, разглядывая острые иголки, проткнувшие маленькие тельца. Несколько распятых бабочек лежало рядом, видимо ожидая своей участи. И я взяла одну в руки, вглядываясь. – Маленькая, как ты к ней попала?

– Сама с собой разговариваешь? – не угомонился Вова. – Давно хотел