Приключения Уэнсдей в России - Евгения Сергеевна Коннова Страница 16

– Нет, девонька, это не филиал мракодемии – это сразу филиал ада.

Старуха перестала копаться и отошла от стола. Оказалось, что на нем уже стоят контейнеры, баночки, чашечки, пластиковая посуда.

– Садитесь, горемычные. – Она жалостливо оглядела всю компанию. – Вы ж поди и не взяли ничего с собой. Котомки-то у вас совсем тощие.

– Кто у нас какой? – шепотом спросил Марк Антона.

– Рюкзаки почти пустые. Еды с собой нет, – пояснил тот.

– У меня десять протеиновых батончиков! – возмутился Марк достаточно громко, чтобы его услышали все.

– То есть пюре с курочкой жареной не будешь? – хитро прищурившись, посмотрела на него старушка и сняла крышку с самого большого контейнера.

По поезду поплыл соблазнительный запах окорочков, у Марка забурчал живот.

– Курочку буду, – сдался он и подошел поближе, опасливо поглядывая на палку с набалдашником. – Спасибо вам, э-э-э…

– Можешь звать меня Егоровной. В родной деревне все так зовут.

Крошка заскулил на верхней полке так жалобно, что Егоровна продержалась не больше двадцати секунд:

– Иди сюда, чудище. Уж косточку какую я тебе найду.

Крошка спрыгнул мгновенно, чуть не перевернув всю посуду.

– Тьфу ты!

Вскоре все уселись вокруг стола. Все, кроме Уэнсдей.

– Ну а ты чего? – вопросительно посмотрела на нее старуха. – Стесняешься?

Уэнсдей поморщилась.

– А, – понимающе кивнула Егоровна. – Недостаточно мрачно, да? Тогда для тебя, девонька, – она открыла другую баночку, – у меня есть специальное угощение: тушеные куриные сердечки. Подойдет?

Уэнсдей посмотрела, как Марк с Антоном за обе щеки уписывают окорочка, как Карина элегантно подносит ко рту вилку с пюре, – и сдалась:

– Да, сердечки подойдут. Надеюсь, курицы страдали…

В этот момент поезд наконец тронулся. Сначала будто коротким рывком отцепился от вокзала, а потом плавно поехал с чуть слышным постукиванием.

– Ты сказал, что выкупил последние места, а чья же тогда полка здесь? – указал Марк подбородком на нижнюю полку напротив старухи.

– Мужа моего, – неожиданно отозвалась Егоровна.

– А где он тогда? – не поняла Карина. – Опоздал на поезд?

– Да не, он уж пять лет, как небо коптит.

– Что делает?

– Помер уже пять лет назад. Но я ему обещала без него за пределы Мги не уезжать, вот и таскаю с собой… – Она кивнула на закрытую сумку.

– В каком смысле таскаете?! – отшатнулась Карина, которая сидела к сумке ближе всех.

– Да не боись, не труп, только фотографию старика своего. И вот место ему выкупаю…

– У всех свои странности, – пробормотал под нос Антон.

– Лучше бы это был труп… – вздохнула Уэнсдей. – Скучно.

– Я и еды столько из-за него вожу. Мне самой сколько надо? А он, бывало, завтрак заканчивал как раз к обеду, а там уж и ужин поспевал. Я и привыкла. Обычно как с поезда сойду – выкидываю. А тут вы… Удобно.

– Чай, кто хочет горячего чаю?

Проводница шла по вагону с подносом, на котором стояло несколько стаканов и пара пачек печенья.

– Нам пять, пожалуйста, – протянул деньги Антон. – Вы такие только в поезде и увидите, – пояснил он друзьям, показывая на резные металлические подстаканники. Все трое одновременно вытащили мобильники, Антон с Егоровной переглянулись и тихо хмыкнули. – А постельное белье где?

Старуха показала наверх. Антон кивнул, а ребята нахмурились.

– И что с этим делать? – Уэнсдей смотрела на скрученные матрасы.

– Заправить себе кровать, – пожал плечами Антон.

– А как?

– Ну как ты себе всегда кровать заправляешь.

«Под спинку – Перинку. На перинку – Простынку. Под ушки – Подушки», – вспомнились ему из далекого детства строчки Маршака. Мама перед сном читала.

– Чего?! – Уэнсдей, Марк и Карина смотрели на него, как на психа, а Егоровна хихикала в ладошку.

– Ай! – махнул рукой Антон. – Сам сделаю.

– И мне, – попросила Карина.

– И мне.

– И мне.

Антон вздохнул и послушно заправил все кровати.

Глава № 3

Первые подозрения

Основной свет погас, остались гореть только тусклые лампочки, чтобы усталые путники не убились среди ночи по пути в туалет, споткнувшись, например, о собственные тапочки. Карине старуха уступила нижнюю полку, уложив фотографию своего мертвого деда на верхнюю боковую. И теперь Карина с Егоровной спали с максимальным комфортом, если о таковом вообще можно говорить в плацкарте поезда дальнего следования. Мальчики дрыхли на двух оставшихся верхних полках, периодически похрапывая. Крошка сопел под столом и изредка дергал лапой. Только Уэнсдей не спалось. Она лежала и смотрела в темноту сквозь стекло, и тьма складывалась в знакомые с детства узоры: черепа, кости, могильные плиты. Это умиротворяло. Так же, как мысль о чудесной пытке, которой здешние жители добровольно себя подвергали: ходить по вагону мимо десятков ног, вытянутых в проход. Иногда – едва не задевая их носом! Но что-то все равно постоянно сбивало Уэнсдей настройки. Так, бывает, гудит где-то в комнате комар, когда только выключишь мобильник и ляжешь, уютно закутавшись в одеяло. Тут же понимаешь: стоит закрыть глаза – и он нападет. Завтра ты будешь ходить с укусами на самых неожиданных местах: например, на своде стопы и под глазом. Один укус, чтобы ты стал всех на свете красивее, второй – чтобы весь день думал, как же почесать ногу в кроссовке. Вот сейчас Уэнсдей лежала и пыталась понять, что же ее тревожит, какое мимолетное воспоминание не дает покоя. Потрескивание лампочек и легкое покачивание поезда отвлекали. Уэнсдей покрутилась на полке. Нарисовала на стекле надгробие – и резко отдернула руку. Вот оно! Удалось уловить в мыслях нужный фрагмент. Когда Карина проходила мимо, она случайно задела Уэнсдей, и ту почти обожгло холодом от этого прикосновения, хотя обычно именно Аддамс говорили, что кожа у нее недостаточно теплая для человека. Можно было подумать, что Карина мыла руки ледяной водой или настолько замерзла, но она только шла умыться перед сном, а в поезде было тепло, даже жарко.

Уэнсдей резко села. Присмотрелась к Карине: та спала, трогательно подложив ладошки под щеку, поэтому Уэнсдей встала и на цыпочках подошла ближе. Уже хотела дотронуться до Карининого запястья, чтобы проверить температуру, но необходимость в этом отпала: Карина перевернулась с бока на спину, и Уэнсдей увидела, что ногти подруги покрыты инеем.

Уэнсдей бросилась к соседней полке, сжала руки на шее Егоровны и, когда старуха открыла глаза и удивленно посмотрела на нее, зашипела:

– Расколдуй ее немедленно!

Проснулся Крошка – оскалился и зарычал на Егоровну.

– Кого?..

Егоровна говорила не очень внятно из-за того, что Уэнсдей ее придушила, но страха от старухи не исходило.

– Это ты на Карину проклятие бросила? Или это