Рулевой. Книга 2. Испытание водой - Август Туманов Страница 9

— Утисета — это не просто тупо сидение в лесу. Это, как бы сказать, прощание с шумом. Поясню тебе ещё раз: ты уходишь туда, где нет звуков города, людей, даже твоих. Садишься. И сидишь. Пока не замолчишь. Не в смысле рот закрыл и доволен, можно уходить. Нет — замолчишь внутри. Когда внутри станет по-настоящему тихо — ты начнёшь слышать. Может быть только шорох. Или запах. Или звук шагов.

Он говорил спокойно, без пафоса, но с удивительной странной убеждённостью, которую невозможно подделать.

— У всех всё заканчивается по-разному. К одним приходит некто, к другим— нет. Иногда появляется совсем не то, что ты ожидал. Но если что-то появляется… — он показал на лист кожи, — …тогда вот такие штуки остаются рядом. Или имена. Или слова, которых ты раньше не знал. Но теперь знаешь, и знаешь, что они твои.

— Эйнар, твои загадки сегодня кажутся слишком сложными. Иногда приходят, иногда нет. Это же не лотерея спортлото. Если у меня шансов мало — нет смысла всё это затевать.

— Стас, ладно, скажу прямо. Утисета как ритуал помогает призвать твоего духа-хранителя. Или кого-то типа него. Зависит от того, во что ты веришь.— Ну вот ты сказал ритуал. А это значит нужна чёткая последовательность действий, а не пойди не знаю куда, принести то, не знаю что. — ответил я ему. Мутная беседа начала меня слегка напрягать. — Если есть что сказать конкретно — говори. На этом твоём важном листике инструкция не написана.Альберт некоторое время молча хлопал глазами, глядя на меня. Потом сказал:— Я, кажется, понял. Слушай, — и начал быстро шептать, наклонясь ближе к моему уху....Информация была дельной — если, конечно, я бы решился на эту сомнительную процедуру. В тоже время, с одной стороны я совершенно ничего не теряю, с другой — могу приобрести кое-что действительно важное.— Ладно, понял. — сказал я, выслушав пространные объяснения Эйнара. — Только вопрос у меня есть. Как твой дух-хранитель допустил, что ты оказался на этой шконке?— Он не только это допустил, он сюда и привёл. — серьёзно ответил Альберт. — Для того, чтобы передать тебе этот кусочек кожи. Я его, между прочим, за щекой пронёс.— Спасибо, — проговорил я не спеша. — что сообщил. Как только попаду домой — сразу же его постираю.Альберт так гулко и заразительно засмеялся, что я присоединился. Он успокоился, отдышался и тихо добавил:

— Я скоро тоже выйду. Надеюсь, что через пару дней. Вот мой номер. Есть чем записать? И свои цифры черкни. Я всегда на связи.

Кивнул в ответ. Удивительно, но я даже начал к нему привыкать. Обведя взглядом камеру, заметил, что Виктор Иванович внимательно на меня смотрит:

— Не забудь, Стас. Свобода — это не когда ты телом снаружи. Свобода — это то, что у тебя внутри. А если внутри тебя война — хоть три паспорта на руках имей, ты всё равно в клетке.

— Интересная теория. Постараюсь запомнить, — сказал я, убирая маленький листик кожи в карман.

— Ну, и смотри, — Виктор Иванович поднялся, потянулся, — если вдруг опять попадёшь в дурную компанию — сразу просись к нам. У нас всегда весело.Я усмехнулся.

— Учту. Но лучше уж вы к нам.

В этот момент замок в двери щёлкнул. Надзиратель заглянул внутрь.

— Каримов. С вещами на выход.

Я поднялся. В груди появилось странное чувство. Альберт встал, подошёл, неожиданно обнял на секунду. Пахнуло табаком и йодом.

— Будь. Просто будь.

Я кивнул. Виктор Иванович не обнимал. Только протянул руку — пожать. Крепко. Один раз.

— Желаю удачи, Стас. Заметь, не ума. Ум не дефицит — смотри какие мы тут все умные! А вот удачи как раз хватает не всем.

Меня повели по знакомым коридорам, но теперь идти было гораздо легче.В одной из камер, когда мы проходили мимо, кто-то надрывно тянул заунывную песню: «Каганка, все ночи полные огня! Каганка, за что сгубила ты меня!». Упоминания огня быстро привело меня в чувство, вырвав из мечтательных предвкушений свободы.

Дежурный стоял у стойки и копался в журнале.

— Так, Каримов, Станислав... ага. Вот. Значит, получаем обратно нажитое непосильным трудом.

Он вытянул из шкафа серый пластиковый лоток. Там были мой телефон, ключи от квартиры, кошелёк, записная книжка с телефонными номерами. И какая-то странная тряпка, похожая на портянку. Последняя, очевидно, не моя.

— Телефон разряжен. Проверяй, всё ли на месте.

Я стал проверять вещи. Всё вроде бы на месте. Дежурный тем временем что-то бубнил:

— Зря уходишь, конечно. Тут хорошо, уютно. Камера почти без сквозняков. Соседи культурные, авторитетные. Ну те, что ночью не орут. И шконка тёплая.

— Заманчиво, но, пожалуй, я лучше покину вас, — ответил ему.

Он хмыкнул. Подал мне ручку.

— Вот здесь распишись. Что имущество вручили, душу вернули, долгов не оставил.

Я взял ручку. В этот момент мимо проходил ещё один надзиратель и дверь за ним закрылась не до конца. На стене в той комнате висело зеркало. Я взглянул в него — и внутри всё сжалось. Холодком по позвоночнику прошёл кто-то, кого я не звал.

В отражении стоял я. А за моей спиной — кто-то ещё. Тень. Вытянутая. Очень тонкая. Почти прозрачная. Но необычная. Глаза я не разглядел — но ощутил взгляд. Я резко обернулся. Позади — пусто. Никого. Только дверной косяк с облупившейся краской. Вздрогнув, медленно повернулся к стойке и подписал журнал. Дежурный посмотрел на меня с лёгким прищуром.

— Что-то лишнее увидел?

— Наверное, — сказал я. — После ночи на шконке всякое со зрением может быть.

Он пожал плечами. Просмотрев свои документы с какой-то ленцой произнёс:

— Ну всё. Свободен, как ветер. Только не забывай — дверь всегда открывается в обе стороны. Приходи почаще, не забывай. У нас здесь уютно.

— Вы так здорово умеете уговаривать, — сказал я. — И что, многие соглашаются?— Ты не поверишь, Каримов, насколько велик процент возвращающихся.Я хмыкнул в ответ и прошёл по коридору вперёд. Двери с шумом открылись. Я оказался на улице.

Солнце ударило в лицо резко, как пощёчина. Не потому, что яркое — а потому, что настоящее. Воздух был свежим, с запахом пыли, бензина и глотком свободы.

На ступеньках стояла Настя. Волосы слегка растрепались, на носу — солнечные очки, в руках телефон, в который она только