Только об этом не пишите! - Sally KS Страница 29

— Хорошо, Игорь Алексеевич, — кивнула Тамара. — А если дозвонюсь, что сказать?

— Соедини со мной или пусть она мне перезвонит сама.

— А если Лава заболела, мне в графике учёта рабочего времени ставить отсутствие, или она отлежится пару дней и придёт?

— Да откуда я знаю! — раздражился редактор ещё сильнее. — Когда дозвонишься — сама и спроси, — он зашёл в свой кабинет и хлопнул дверью.

Тамара покачала головой, явно осуждая такую вспыльчивость, но никак не прокомментировала. Осторожно достала чашку из кофемашины, поставила на блюдце и рядом пристроила два кусочка сахара, да не простого, а тростникового.

— Ого! — восхитился Стас.

— Это из моих запасов, — шепнула она доверительно. — На мою зарплату не сильно разгуляешься, но тростниковый сахар для кофе куда лучше белого.

Стас галантно поклонился.

— Вы меня сегодня просто спасли, огромное вам спасибо!

Тамара польщённо улыбнулась. Что же, теперь к себе в кабинет. Кофе, кажется, хороший.

Сегодня нужно сдавать текст про тот несчастный пруд, который помешал молодым мамам. Всю информацию и диктофонные записи Стас уже отправил в своё ведомство, и скоро ему должны прислать текст. Может быть, пресс-служба напишет, может, используют нейросеть. Главное — сделать вид, что трудишься в поте лица, и тем временем систематизировать полученную за ночь информацию в ожидании новой…

В кабинет тихо, деликатно вошла Ева. Покосилась на Андрея Андреевича, который шевелил губами над чьим-то материалом (он не любил читать с экрана и просил журналистов распечатывать ему черновые варианты статей для внесения правок), поправила локон и чуть слышно сказала:

— Я хотела сказать, что если понадобится помощь в написании статьи, ты всегда можешь у меня спросить. Буду рада помочь…

— Конечно, — улыбнулся Стас. — Огромное тебе спасибо!

— Я тоже буду рад помочь, — отозвался Андрей Андреевич рассеянно, не отрываясь от чтения. — Или вы не мне, а друг с другом?

Ева смутилась и упорхнула. Милая девушка и полная противоположность Лавы. На подозреваемую не тянет, хотя рассказ, как её дочка сушит цветы, поначалу вызвал его подозрения. Но либо они напрасны, потому что тогда Ева не стала бы про это рассказывать, либо она всё же положила ему ромашку на ноутбук, но сделала это из романтических побуждений. «Если это была Ева, то ромашка ерунда, — решил Стас. — Но если тот, кто это сделал, хотел показать мне, что знает о моей миссии в редакции, что это было? Вызов? Предостережение? Игра?»

Сделав последний глоток кофе, Стас вдруг ощутил, насколько легче стало думать. Начальство считает, что при наличии такой крепкой подозреваемой нужно добиваться её согласия на сотрудничество, а ромашкой можно пренебречь, но Стас чувствовал, что это важно. По сути, ромашка — это такое же действие на опережение, как и побег Лавы из больницы. Стажёр ещё не начал работу, а ему уже намекают, что его раскрыли. Лаву только привезли, а кто-то уже готовит план по её спасению. Никто из работников больницы не мог положить ромашку в ноутбук стажёра, но никто из редакции не мог помочь Лаве сбежать. Значит, придётся искать сразу двух сообщников. Это как минимум… У них тут сеть, что ли?

Кто сразу в то утро знал, что в квартире нарисована ромашка? Стас, его начальство, Лава и тот, кто рисовал, — опытный гипнотизёр, по специальности врач-психиатр. Во всей редакции только Лава не подходила к ноутбуку, потому что в то время, пока кто-то оставлял послание, они вместе были в кафе. И Лава не могла организовать свой побег, потому что с момента задержания всё время была под присмотром. Где же утечка? После инцидента с Кристиной из квартиры брата Лава поехала на планерку в редакцию, потом они обедали… Значит, где-то по дороге она с кем-то разговаривала… Осталось получить доступ к её телефону, чтобы понять, кому она могла рассказать о ромашке. Теперь по второму вопросу. Кто знал, что Лаву везут в больницу под конвоем, и она не простая пациентка? Главврач. И заведующий отделением. Тааак…

А вот и сообщение с работы. Наконец-то… Стас даже огорчился, увидев, что это не распечатки звонков, а история конфликта вокруг старого пруда по версии копирайтеров органов госбезопасности. Что же, рискнём представить её на суд дотошного Андрея Андреевича.

— Я закончил статью! — объявил Стас. — Мне ее распечатать, Андрей Андреевич? Только у меня принтер не подключен.

— Значит, через Тамару, — сказал замредактора. — Приноси, и я помогу тебе доделать.

— Огромное вам спасибо!

В коридоре Стас столкнулся с Маргаритой, которая неспешно шествовала в редакцию в половине одиннадцатого. Блестящие рыжие волосы тщательно уложены вокруг лица, брючный костюм цвета шоколада струится свободно, выгодно подчеркивая высокую полную грудь и деликатно скрывая объемные бока, каблуки отстукивают каждый шаг, ухоженные крупные руки с длинными хищными ногтями поглаживают сумочку из оранжевой замши. Да, эта женщина, кажется, никогда не выходит из образа. В обшарпанных стенах «Реального Кроткова» и Лава, и Ева смотрятся вполне гармонично, но только не Марго. Питерские дворцы ей подошли бы больше.

— А вот и наш Парис, — объявила скандальная журналистка своим звучным голосом и сделала такой жест, будто пыталась его схватить. — Не проходи мимо! Я тоже буду участвовать в конкурсе на самую прекрасную!

— О чем вы? — изумился Стас.

— В первый день ты обедал с Лавой, вчера ужинал с Евой. Позавтракать мы уже не успели, но прошу вписать и меня в график приёма пищи, — засмеялась она. — И мы уже перешли на «ты» аж с позавчерашнего дня, кстати говоря.

Точно. Вечеринка, организованная новеньким. Он тогда со всеми коллегами перезнакомился. На «ты» не переходил только с редактором и его замом. И Лавой, потому что её не было. Что же. Можно попробовать. С такими женщинами больше робости, но чтобы объект понимал: стажеру неловко, но приятно.

— Я не знаю, — пробормотал Стас, чувствуя, как она веселится. — Как-то даже не думал…

— Не бойся, — ласково улыбнулась Марго. — Просто поболтаем. Если еда в кафе будет приличная, я тебя точно не съем.

Стас засмеялся, демонстрируя смущение.

— Меня раньше женщины никогда не приглашали…

— И никогда не пригласят! — подхватила она. — Потому что все боятся, что о них подумают. А мне всё равно.