Усадьба «Медвежий Ручей» - Алла Белолипецкая Страница 21

– Тпру! – заорал Антип, натягивая вожжи.

Но два меринка, впряжённые в линейку, и сами уже останавливались – даже привстали на дыбы. И они-то заржали – в диком испуге. Явно не поняли, что произошло, – так же, как сперва не уразумели этого и люди.

Задняя часть кобылки Тельмы секунду или две сохраняла вертикальное положение. И Зина зажала себе ладошками рот, чтобы не дать вырваться истерическому, чуть ли не безумному смеху: ей вспомнилась та история о бароне Мюнхгаузене, в которой он ездил на половине лошади.

А потом три вещи случились одновременно.

Во-первых, половина лошади, как и следовало ожидать, не удержала равновесия – стала заваливаться набок, увлекая за собой коляску, в которой по-прежнему сидел господин Левшин.

Во-вторых, сам титулярный советник, вместо того, чтобы спрыгнуть наземь как можно скорее, завопил как резаный: «Тельма-а-а!» И простёр руки вперёд – где никакой Тельмы уже не было.

А в‐третьих, до тех, кто сидел в линейке, долетел густой, маслянистый, моментально забивающий ноздри запах горелого мяса и палёного конского волоса.

– Господь Вседержитель, да что же это?.. – прошептал сидевший рядом с Зиной Николай Павлович.

Но девушка-то поняла – что. Да и кучер Антип явно понял. Поскольку глядел безотрывно на тот невидимый огненный занавес, который обнаружился в воротах. По занавесу этому пробегали снизу вверх красноватые искры, исходившие лёгким дымком. Именно они источали запах горелой конины. Зине даже померещилось: эти искры всё ещё очерчивают в воздухе контур лошадиного силуэта – разделённого надвое.

Тут «эгоистка» окончательно завалилась набок, увлекая за собой Андрея Ивановича Левшина. И один из городовых с криком: «Ваше благородие! Господин титулярный советник!» спрыгнул с линейки и побежал к полицейскому дознавателю.

– Только в ворота не выходи! – закричал ему вслед его товарищ.

Но первый городовой лишь вскинул на бегу руку – дескать, сам понимаю.

Господин Левшин громко стенал, лёжа на земле. Но Зина не была уверена, что именно вызвало его стенания: полученные при падении травмы или горе от ужасной, необъяснимой гибели его любимицы Тельмы. Да и не особенно это волновало девушку в тот момент. Быстро повернувшись, она открыла корзину с едой, которую им дали в дорогу, и выхватила оттуда большое яблоко – не червивое, к счастью. Хотя это не имело значения для того эксперимента, который ей нужно было немедленно поставить.

С яблоком в одной руке, подобрав подол платья другой рукой, Зина соскочила с линейки. И припустила по аллее вперёд.

– Стойте, барышня! – Зина услышала, как у неё за спиной второй городовой, тоже сошедший наземь, с тяжёлым топотом устремился за ней следом. – Я ж говорю: нельзя в ворота!..

Но куда ему было до Зины – с его-то слоновьей поступью! Да и не к воротам бежала дочка священника. Она перепрыгнула через невысокое ограждение аллеи, сделанное из скруглённых железных прутьев, и по иссохшей траве помчала к чугунной ограде усадьбы. Ещё на бегу она отвела назад руку с яблоком – сделала широкий замах. И, когда до ограды оставалось не более полутора саженей, швырнула яблоко поверх чугунных прутьев – так сильно, как только могла.

Неизвестно, как далеко оно улетело бы при обычных обстоятельствах – если бы на его пути не возникло никакой преграды. Однако теперешние обстоятельства вряд ли могли бы считаться обычными. Переброшенное через ограду яблоко и аршина не успело пролететь, когда его словно бы размазало по невидимому печному противню, который стоял вертикально. И тотчас же в воздухе возник отчётливый запах горелой шарлотки.

Зина услышала, как за спиной у неё, натужно дыша, остановился городовой, только теперь её нагнавший. Он явно понял то же, что и она сама.

– Стало быть, – выговорил он, – и через ограду перебраться нельзя… – А потом прибавил, повторив вопрос Николая Павловича: – Да что же это такое, барышня?..

Глава 8

Неправильная жертва

20 августа (1 сентября) 1872 года. Воскресенье

1

Ещё не зная о том, что он уже опоздал, Иван Алтынов собрался в дорогу так быстро, как только мог. Хоть и отдавал себе отчёт: доверять Зининой баушке у него нет никаких оснований. Вообще – никаких. Но как он мог не поехать с ней, когда она сказала ему сегодня:

– Нам с тобой, Иван Митрофанович, надобно срочно отправляться к Зине. Я знаю: там дурное стряслось.

Он стал допытываться у Агриппины Федотовой, что именно она знает? Какие именно события произошли в Медвежьем Ручье, куда услали её внучку? И почему она, Агриппина Ивановна, не воспретила своей дочери Аглае отправлять туда Зину, если знала, насколько неблагополучно там обстоят дела? А ещё: каким образом Агриппина Федотова сумела так быстро вернуться в Живогорск, который она поспешно покинула всего пару дней назад?

Однако из всех своих вопросов он получил ответ лишь на последний.

– А с чего вы взяли, Иван Митрофанович, что я отсюда уезжала? – Агриппина Ивановна вновь изменила тон и манеру речи, как делала непрестанно. – Я всё это время находилась к вам ближе, чем вы могли себе представить.

И купеческому сыну оставалось только зубами скрипнуть от досады. Он понял: его маменька, Татьяна Дмитриевна, спрятала свою бывшую служанку и многолетнюю конфидентку здесь, в доме на Губернской улице. А он, олух, ни о чём не догадался! Вот уж воистину: самое тёмное место – под фонарём…

Ну, а на все прочие вопросы Агриппина Федотова отвечала одинаково:

– Обо всём расскажу по дороге!

Ехать на поезде означало бы – путешествовать кружным путём. Добираться пришлось бы не меньше, чем полдня. Тогда как напрямую от Живогорска до Медвежьего Ручья было всего шестьдесят вёрст. И купеческий сын решил: они возьмут алтыновскую тройку, которая за полтора часа домчит их до усадьбы. Правда, Иван править тройкой умел плохо, а оставить маменьку без кучера он не мог. Так что пришлось назначить садовника Алексея, имевшего опыт по кучерской части. Тот пошёл готовить тройку в дорогу, а чёртова бабушка тем временем улизнула куда-то. Сказала только, что ей нужно и для себя кое-что прихватить в дорогу. И что она придёт прямо к моменту отъезда.

А пока тройку закладывали, пока купеческий сын прикидывал, сколько денег ему нужно взять с собой, да горничная укладывала его вещи, да сам Иван писал записку маменьке, не имея желания видеться с нею лично, Эрик Рыжий снова впал в помешательство. Кот не просто путался