Этой ночью я сгораю - Кэтрин Дж. Адамс Страница 20

– Чего она хотела?

– Ничего.

Конечно, такой ответ бабушка не приняла.

– Прядильщица никого не вызывает просто так.

– Я дала ей обет молчания.

Бабушка оставила свои попытки не нахмуриться и со скрежетом отодвинула стул.

– Идите спать, – произнесла она угрожающе тихо. – Все вы. Нам с тобой, Пенни, давно пора немного побеседовать. С утра ты первым делом явишься в мой кабинет.

Весь ковен встал. Мы вышли, шурша подолами черных мантий по плитам. В столовой остались лишь мать и тетя Шара, сидевшие по обе стороны от бабушки. Уже в дверях я оглянулась, хотя делать этого не стоило. Это была дурная привычка, от которой мне придется избавиться, если я отправлюсь в дозор сегодня.

Мать уронила голову на руки. У моей сильной, несокрушимой, непоколебимой матери перехватило дыхание и затряслись плечи.

Я развернулась и зашагала прочь. Спички. Мне нужно найти спички.

Кабинет бабушки находился на четвертом этаже узкой башни в самом конце крыла Тернового ковена. Спички хранились там же, в запертом ящике. Но замки не представляли для меня особой сложности. Отец научил меня взламывать их вскоре после того, как вырастил мой кристалл. Помню, как в пять лет я крепко сжала в одной руке висячий замок, а в другой – шпильку. В тот день, потерянный во времени, как лицо моего отца, ветви цветущей вишни танцевали на ветру. Руки помнили тот урок, а в волосах у меня как раз была шпилька.

Я не рискнула зажечь свет. Вместо этого я подкралась к окну и отдернула шторы, чтобы выглянуть наружу. Ночь укутала Коллиджерейт в подернутую морозцем тишину. Обычно в это время года было тепло, однако теперь стены покрыты инеем, который нарядил плиты в сверкающие призрачные одеяния. Час назад колокольный звон возвестил об отбое. Во дворах нет ни души. Оттуда доносилось лишь звяканье сапог со стальными носами: дворцовая стража патрулировала Коллиджерейт всю ночь. Я задумалась, ходил ли ночной патруль по улицам города, раз те, кто живет за стенами, в плену точно так же, как и мы.

Под окном прошагали два стражника. Серебряные нагрудники сверкали в сиянии фонаря, которое растворялось в тенях между ними.

Я не то чтобы нарушила границы, однако мне не полагалось находиться в этом месте. Но я видела, как наказывали и за меньшие провинности, так что подождала, пока патруль не ушел из поля зрения, а затем опустила штору на место и поспешила к бабушкиному столу. Отец гордился бы тем, как быстро я справилась с механизмом замка. Я взяла всего один спичечный коробок – если взять больше, скорее всего, это заметят.

Я спускалась по лестнице, как вдруг до меня донеслось шипение и высокий шепот:

– Кто идет?

Вот черт! Нельзя, чтобы меня увидели. Только не со спичками в кармане: это запрещено. Если это Золоченый, мне, как и Элле, придет конец. Паника пронзила меня до костей, но я ее подавила. Если мне удастся убедить того, кто бы это ни был, что я выполняю поручение бабушки, мне все еще может сойти с рук.

Сердце бешено колотилось, но я свернула за угол. На лестничной площадке этажом ниже, глядя прямо на меня, стояла стражница, который провожала меня к Прядильщице. Она прислонилась к двери. Одета она была в свободные черные брюки с карманами в боковых швах и облегающий черный свитер. Она забрала волосы с лица в небрежный пучок. Сейчас она не при исполнении.

Узнав меня, она сузила глаза.

– Ты!

Она всем телом перегородила мне проход на лестничную площадку и скрестила руки на груди. Однако с ее телосложением никак не закрыть все пространство. Если я правильно все рассчитала, то смогла бы пройти мимо нее. Но пока я отсиживалась на занятиях о Смерти, слушая лекции о туманных призраках и обучаясь магии, ее так же усердно натаскивали в казарме. Она набралась сил и выносливости, освоила мастерство владения мечом и легко вывела бы меня из строя. Я тоже неплохо владею мечом, но у меня его нет. Стальной взгляд предупредил, что мне мимо нее не проскользнуть.

– Тебя здесь быть не должно.

Я скрестила руки совсем как она и сделала вид, что у меня есть какое-никакое преимущество: я стояла на лестнице выше нее.

– Тебя тоже не должно здесь быть. Ты же не при исполнении.

Вдруг откуда-то снизу башни послышались шаги.

На лице стражницы промелькнула нерешительность. Секунда колебания, за которую я было подумала о том, чтобы развернуться и сбежать обратно в кабинет бабушки, спрятаться там и надеяться, что меня не найдут. Я могла бы вернуть спички и скрыть улики. Но не успела я улизнуть, как она крепко схватила меня за руку и боком втащила в ту самую дверь, на которую только что облокачивалась.

Я уловила щелчок от поворота ключа, отчего сердце забилось еще быстрее.

– Что…

Она зажала мне рот ладонью. Острие клинка кололо меня с левой стороны, между пятым и шестым ребром. Одно движение руки – и стальное лезвие пронзит мне сердце.

– Тихо, – прошептала она. Это прозвучало как приказ, но в конце она словно запнулась.

Она была напугана.

Она оттолкнула меня к стене, отпустив руку и прижав предплечье к моей груди. Я по-прежнему ощущала лезвие ее меча и не стала сопротивляться.

Я ничего не слышала, кроме ее дыхания возле моего уха и своего собственного, слегка учащенного. От нее пахло хозяйственным мылом и жасмином. Чьи-то ботинки простучали по каменной лестнице и остановились на площадке.

Я моргала в темноте. Мы слушали, как стихал звук шагов. Каждый стук стальных носов по камню был тише предыдущего. Она отпустила меня и отступила назад вместе со своим острым клинком и ароматом жасмина.

На головке спички вспыхнул огонек, которым она коснулась фитиля свечи. Между нами задрожало коптящее пламя. Оно лишь подчеркнуло тревогу в ее глазах. Оказалось, мы были в чулане. Все полки были заставлены тяжелыми банками с травами. На нижней полке стоял деревянный ящик с этикеткой, на которой почерком моей бабушки было выведено: «Спички». Я запомнила это на потом; взломать чулан было гораздо безопаснее, чем кабинет бабушки.

Тишина затянулась. Дело плохо. Просто ужасно. Причем для нас обеих. Если ее застукают в чулане с ведьмой, она будет наказана. Я ждала, пока она заговорит.

– Пенни, – произнесла она. – Тебя ведь так зовут, верно?

Я не ответила, даже не шелохнулась.

Она выпрямилась, пронзив меня взглядом. При свете свечи он казался еще