Контрольная группа - Павел Александрович Шушканов Страница 14

– Ты чего?

– А вот чего, – он ткнул пальцем в школьную стену. Тут недавно разобрали старую теплицу. Стекла и кривые рамы стояли вдоль стены, а над ними виднелся старый мозаичный барельеф, выложенный тут очень и очень давно. Сейчас его не закрывала теплица, только зеленый вьюн рваными лианами спускался с крыши и обвивал мозаичное солнце, голубые облака из осколков стекла и белых голубей. Девочка с букетом и портфелем щурясь смотрела на солнце и желтые лучи касались ее волос.

– Смотри, рыжая.

– Как новенькая, – понял я. – Маргарита.

– Марго.

Общая ненависть сплотила нас незримой силой. Никто из нас за два месяца и словом не обмолвился с новенькой, что не мешало нам презирать ее всем большим мальчишечьим сердцем.

– Помнишь, она выкинула мой портфель из окна? – сказал Димка.

Я помнил. В тот день он положил новенькой слизняка на стол. Правда, слизняк был раньше, до портфеля в клумбе из которого разлетелись по газону цветные учебники, но какая разница?

Не переставая, звонил телефон. Я чувствовал легкую вибрацию в кармане и аккуратно сбрасывал звонок, дотянувшись до нужной кнопки.

– Значит получай!

Комок липкой глины ударился о мозаику, стеклянное солнце померкло. Брызги веснушками покрыли безмятежно счастливое лицо.

Счастливый Димка отряхнул руки.

– У тебя жужжало?

Я пожал плечами.

Мы брели вдоль школьной ограды. Димка стучал палкой по недавно покрашенным прутьям, извлекая гулкие звуки. Низкое солнце висело оранжевым шаром над плоской крышей.

– Может пойдем поиграем? – снова предложил Димка. – Заодно пообедаем.

Я вытащил из портфеля желтый батончик «Yummy» и отдал ему. Идти никуда не хотелось. Хотелось брести по желтеющей траве, пока не кончится забор, а потом развернуться и пойти обратно.

Но забор кончился. Димка кинул желтый фантик на асфальт и закинув на плечо рюкзак помахал мне рукой.

– Завтра в «Кастл», по любому, – предупредил он.

В коридорах было пусто и оттого даже неуютно. Все те же открытые двери в классы и уже подсохший пол. И солнце, заливавшее все вокруг красноватым закатным светом. Я присел на край парты, долго смотрел на пустые ряды и поднятые стулья.

– Ты чего здесь? – спросил сонный сторож, заглянув в класс.

– Убираюсь, – пояснил я.

– А, одного бросили, – посочувствовал тот, деловито поскрипел створкой двери, ругаясь на навес и исчез.

Я достал из мусорки обломок карандаша, подцепил с учительского стола испорченную тряпку и бросил в ведро. Протер стол салфеткой, критически осмотрел свою работу и забрался на подоконник. Достал телефон и долго смотрел на полоски пропущенных вызовов. Марта и отец. Одно сообщение с сухим вопросом, где я просьбой перезвонить. Моя тень неспешно ползла по полу, карабкалась на стену и все больше бледнела. А скоро и вовсе слилась со стеной.

***

Сначала исчезли заправки и придорожные кафе, потом все реже стали встречаться домики, даже полуразрушенные, в окнах которых давно уже не горел свет, указатели и следы остановок. Только дорожные столбы все еще тянулись вдоль обочины со следами времени и непогоды. Но скоро исчезли и они. Огромное поле и грунтовая дорога – вот и все что осталось вокруг. Мы ехали по неглубокой колее, поднимая пыль, а далеко впереди виднелись призрачные силуэты Пустого города.

Даже те, кто не спал притихли и молча смотрели на приближение серых контуров зданий, выраставших, как казалось, прямо из земли, такой же холодной и неприветливой. Близость города была обманчивой – впереди еще километры дороги. Автобус то и дело встряхивало на кочках. Вскоре стали заметны высокие столбы с остатками оборванной проволочной сетки. От указателей ничего не осталось – только ржавые гвозди на столбах.

Город приближался. Она казался серым облаком, поднимающимся из-за горизонта. Словно никак не мог оторваться от него. Заметно вечерело, отчего он казался еще более мрачным и в тоже время нереальным.

Марк тоже не спал он молча завороженно смотрел на призрак города, вглядывался в окна сквозь толстые очки.

– Таким я его и запомнил, – тихо сказал он.

«Таким его запомню я», – подумалось мне.

Но первое впечатление проходит. Неспешно поползли вдоль окон серые многоэтажки с темными пыльными окнами и вскоре обступили нас. Автобус остановился на площади с давно пересохшим фонтаном. Между трещинами гранитной плитки пробивалась желтая трава. В окна виднелся уходящий к фонтану ряд фонарей и уцелевших лавок – аллея, а между голыми деревьями виднелся печально смотрящий на нас высокий памятник с отбитой рукой. Но не это я запомню на всю жизнь – как показалось мне тогда, а гнетущую, наполненную ожиданием тишину.

5.Из дневника

В наш первый день в Пустом городе я поцеловал Марго. Наверное, скажи мне кто-нибудь такое перед отъездом, я задержал бы рейс по случаю внезапной тошноты. А то может и вовсе никуда не поехал бы. Но правду говорят, что Пустой город – странное место, и в нем происходят действительно ужасные вещи. Даже такие.

Но первые часы после приезда и перед самым закатом мы выгружали сумки, доставали припасы и как могли организовывали лагерь. Работа шла бы гораздо быстрей, если бы Дмитрий Александрович оказывал хоть какую-то помощь, а не ограничивался пространными и совершенно бесполезными советами. Он что-то долго обсуждал с водителем и судя по отсутствию смеха, вопрос был непростой. А мы просто сгружали тюки и сумки из багажника в центр площади прямо на гранитную плитку и изредка поглядывали на фонтан, над которым застыл бордовый шар солнца. Поначалу каждый шаг отдавался эхом в привыкшим к абсолютной тишине громадах зданий и становилось неуютно, словно город намекал раскатами отраженного грохота, что нам тут не место. Ни нам ни нашему лагерю. Но постепенно мы перестали обращать на такие мелочи внимание. Гора сумок и ящиков росла, наши крики становились все громче.

– Продукты и воду отдельно! – командовала Вика из-под своего не по погоде пушистого капюшона. – То, что может быстро испортиться кладите в один пакет.

– Будет сделано, шеф, – салютовал Егоров и взваливал на плечи по два тюка.

– А тут что булькает? Я же сказала – воду отдельно! – она запнулась и добавила тише. – Да, простите. Все в порядке.

– А почему нельзя просто в один из домов заселиться? – недоумевал Кислов. Он стоял в центре наполовину собранной палатки и держал в руках две трубки, которым никак не мог найти применение.

Дмитрий Александрович оторвался от беседы, сказал что-то про нельзя