Усадьба «Медвежий Ручей» - Алла Белолипецкая Страница 11

Зина ощутила, как щёки её заливает краска. Она едва не произнесла: «Ванечка мне не жених!» Но тут же ей пришло в голову, что спрашивать нужно о другом: откуда старая графиня вообще узнала об исчезновении Митрофана Кузьмича Алтынова, Ванечкиного отца? Однако ни того, ни другого дочка священника сказать не успела. Оглушительный шум, который обрушился вдруг на окна столовой, походил на гром аплодисментов, какими награждали после спектакля актёров губернского театра. В него Тихомировы выбирались примерно раз в год. Девушка ахнула и всем корпусом развернулась к окнам, за которыми оглушительно грянул ливень.

По оконным стёклам лились такие потоки дождя, словно кто-то, забравшись на крышу, плескал на них воду из кадки. Любаша со своим предсказанием явно не ошиблась. Лакей Фёдор моментально прошёлся вдоль всех четырёх окон столовой, распахивая форточки – и нимало не беспокоясь о том, что дождевая вода может попасть на подоконники. И снаружи четырьмя потоками хлынул прохладный, живительный, напоённый ароматами цветов и листвы вечерний воздух.

Все, кто был в столовой, как по команде задышали чаще – словно охлаждённого дождём воздуха могло на всех не хватить. А потом все разом как будто заторопились – без всяких церемоний начали выходить из-за стола. Первой поднялась Наталья Степановна – её тотчас подхватил под локоть подскочивший к ней лакей.

– Ну, друзья мои, – произнесла она своим звучным контральто, – мне завтра нужно поспеть к утренней службе в Свято-Троицкую церковь. А до села ещё ехать пять вёрст. Так что я отправляюсь спать. Да и вам советую последовать моему примеру.

И она в сопровождении Фёдора вышла из дверей столовой. Причём даже не спросила, не желает ли Зина составить ей завтра компанию, – за что девушка испытала прилив благодарности к старой графине. Меньше всего на свете дочке священника хотелось трястись вместе с ней в экипаже, добираясь в неведомое село Троицкое. Хотя впоследствии – когда было уже поздно – Зина неоднократно задавалась вопросом: а как повернулись бы все дальнейшие события, если бы тётушка господина Полугарского взяла её с собой?

Но тогда, дождливым вечером, она таким размышлениям не предавалась. После старой дамы встал со стула и Николай Павлович, примеру которого поспешили последовать и Зина, и господин Левшин – почти не притронувшийся к своему бланманже.

– Думаю, дорогая моя, – обратился к Зине хозяин дома, – вы с дороги сильно устали и тоже захотите лечь пораньше. – И он сделал жест, предлагая ей пройти к дверям.

Девушка второй раз просить себя не заставила. Но едва она вышла из столовой, как её догнал господин Левшин.

– Я ведь так и не переговорил с вами тогда, на станции, – быстро произнёс он, понизив голос. – А между тем долг велит мне…

Однако, что там ему велит долг – осталось неведомо. Николай Павлович, который, похоже, успел уже протрезветь, мгновенно оказался рядом и взял Зину под руку.

– Надеюсь, дорогая, вы позволите старику вас проводить! – И, не дожидаясь ответа своей приёмной внучки, он повёл её прочь от полицейского дознавателя – в самом деле проводил до самой двери выделенной ей гостевой комнаты.

4

Зина уснула сразу – едва только переоблачилась в ночную рубашку и скользнула под одеяло. Даже масляную лампу, оставленную на трюмо, не погасила. Возможно, сон моментально её сморил из-за дневной усталости. А быть может, помогло то обстоятельство, что Любаша загодя открыла форточки в Зининой комнате, обеспечив приток свежего ночного воздуха, колыхавшего лёгкие шторы.

И от полуночной ли прохлады, или просто вследствие дневных переживаний, но только Зине привиделся поразительный сон.

Ей снилась та самая комната, где она улеглась спать, – теперь сделавшаяся чёрно-белой, как на дагеротипе. Дождь по-прежнему шёл, однако его звук напоминал уже не гром оваций, а шарканье ног публики, покидающей зрительный зал. И лампа по-прежнему горела на трюмо. Её свет, отражаясь от зеркала, казался зыбким, словно водная гладь. Но и в этом свете Зина ясно увидела, что в гостевой спальне она больше не одна. За окнами пронзительно кричала какая-то ночная птица, а прямо перед стёклами, спиной к ним и лицом к лежавшей на кровати Зине, стоял мужчина. Невозможно было разобрать ни черт его лица, ни даже особенностей телосложения: весь его силуэт выглядел рыхлым, словно бы распадающимся на части.

– Кто вы? – спросила Зина – и поняла, что не слышит саму себя; то ли она говорила беззвучно, то ли слух ей отказал.

Однако незнакомец её вопрос явно услышал. В его затенённом лице как бы произошёл сдвиг, что-то водянисто хлюпнуло, и мужчина сказал:

– Моё имя для тебя не важно. Спроси о другом.

Девушка не была уверена, что в комнате взаправду послышался звук его голоса – что он не возник у неё в голове.

– Для чего вы пришли?

– Опять не то! – Незнакомец произнёс это с холодным раздражением.

Да и вся его фигура – непостоянная, как старческая память, – как будто начала источать холод. Причём холод не эфемерный, не умозрительного толка: Зина ощутила, как её кожа покрывается мурашками. И она, почти не думая, спросила первое, что пришло ей в голову:

– Где сейчас моя бабушка Варвара Михайловна? Она всё ещё в усадьбе?

Незнакомец сделал шаг вперёд, и Зина ощутила исходивший от него пронзительный запах – то ли болотной тины, то ли винной пробки.

– Она не здесь.

– Она отсюда ушла? Уехала?

– Нет. Она и в усадьбе, и не в усадьбе.

Незнакомец снова шагнул вперёд, и Зина содрогнулась: на его лицо упал свет масляной лампы. Сперва она решила: ночной гость наложил на половину лица какой-то нарочито устрашающий святочный грим. И только мгновением позже она осознала свою ошибку. Девушка закричала бы, но поняла, что никто, кроме жуткого незнакомца, услышать её не сможет.

– Моя бабушка умерла? – Она старалась не смотреть на мужчину – перевела взгляд на зеркало, в котором он не отражался.

– Нет. Но это случится, если ты не отыщешь её в три дня. И первый из них уже прошёл.

С этими словами он шагнул к стоявшей на трюмо лампе, всей своей клочковатой фигурой выражая печаль.

– Только не гасите свет! – воскликнула Зина – без голоса.

Да и в любом случае просьба её запоздала. Незнакомец уже приложил обе ладони к стеклу лампы – и наступила тьма. Не только в комнате, но и в Зининых снах: до самого утра ей не приснилось больше ничего.

5

Когда она пробудилась, то поначалу никак не