Битва на выживание - Хайдарали Мирзоевич Усманов Страница 41

Младшие секты были в панике и восторге одновременно. Многие тут же отправили послов в столицу с просьбой о покровительстве. Даже Старейшины из Императорского Совета были вынуждены признать, что перед ними не просто новый Император, а новый порядок, где сама Поднебесная откликается на дыхание Андрея и Цзяолин. А в народе же всё это стало легендой:

“Император выдыхает – и рушатся горы… Императрица шепчет имя – и рушатся проклятия…”

Для самого же Андрея это было ощущение, будто он раскрыл бескрайний свиток, где каждая буква дышала в своём собственном ритме. Он видел корни, связывающие поколения, видел узлы, где ложь рвала ткань, и места, где предки сами становились опорой. Для Цзяолин же это было похоже на то, как бесчисленные звери и духи, что жили в сердцах предков, заговорили сразу, каждый своим голосом, составляя единый хор.

Их союзный “Щит имён” встал над Поднебесной, словно прозрачный купол. И каждый клан понял, что с этого дня история их рода будет жить только в том виде, который Поднебесная допустит – через волю нового Доу Ди…

Признание через силу

В старом княжеском доме Чхон, где веками хранились летописи и родовые свитки, царила торжественная тишина. Толстые стены их родовой библиотеки, пропитанные запахом старой бумаги, чернил и сандала, казались нерушимыми, как сама память их предков. На бронзовых подставках лежали переплетённые в чёрную кожу книги – каждая страница содержала записи о браках, подвигах, договорах и тайных союзах, уходящих корнями в эпоху основания Поднебесной.

Когда Император Андрей и Цзяолин впервые призвали силу “Щита имён”, дом Чхон не сразу понял всей глубины опасности от подобной силы. Старейшины этого рода, уверенные в своей мудрости и опыте, и даже закостеневшие в своей власти, решили провести испытание.

– Если это лишь уловка, – сказал седой наставник самого князя Чхон Ёнгджу, держа в руках свиток времён его прадеда, – то её суть раскроется в зеркале памяти рода. Ни одно заклинание не в силах исказить истинное имя предка.

Они собрались вокруг мраморного стола в глубине зала. Лампы на масле отбрасывали мягкий свет, а на стенах колыхались тени драконов и фениксов, вырезанных на барельефах. Хранитель архива медленно развернул свиток. На пергаменте золотом было выведено:

“Чхон Гвань, князь пограничных земель, принесший клятву дому Императорскому…”

И тут же буквы начали дрожать. Чернила на их глазах будто ожили, извиваясь, словно черные змеи, и золотая вязь преобразилась. Теперь на свитке сияло иное:

“Чхон Гвань, родоначальник вассального рода Императора Андрея, заключивший обет верности при восхождении Его на путь Доу Ди…”

– Это… невозможно… – Выдохнул один из младших старейшин, отпрянув, словно от проклятия. Но изменения не остановились на достигнутом. Другие книги, спрятанные глубже, начали сами собой раскрывать страницы. Хроники браков переписывались. Дочери семьи Чхон, некогда выданные в союз с другими княжескими домами, теперь в записях значились “отданными в доверие дому Императора”. Древние договора о торговле солью и нефритом превращались в “договоры о дарении по воле Императора”. Каждая строчка переписывалась не рукой человека, а самой судьбой. В воздухе чувствовался запах озона, и от свитков поднимался едва заметный дымок, будто их обжигала невидимая печать Поднебесной.

– Это не магия. – Наконец произнёс сам Чхон Ёнгджу, и обычно ледяное лицо князя резко побелело. – Это сам мир меняет то, что мы считали истиной.

Вслед за этим у старших князей возникло ощущение странного давления – словно само Дао поставило на их груди тяжёлый знак. Их личные истинные имена, сокрытые глубоко в ядрах, дрогнули. И в этом дрожании они впервые ощутили, что новое имя Императора Андрея теперь было окончательно вплетено в их собственные линии судьбы.

Паника пробежала по залу. Некоторые младшие побежали к дверям, другие пытались схватить свитки и спрятать их, но страницы всё равно менялись в руках, пульсируя словно живое сердце.

После этого даже закостеневший в своих принципах дом Чхон понял, что сопротивление “Щиту имён” может быть не просто опасно… Оно было в принципе бессмысленно. Родовые хроники больше не принадлежали им. Они стали частью переписываемой ткани Поднебесной, в центре которой теперь стоял новый Император. А для старейшин дома Чхон это был удар не только по уму, но и по самому сердцу рода. Ведь когда первые строки хроник начали изменяться, они ещё пытались холодно думать:

“Это обман, хитроумная иллюзия, чужая печать, которую можно разрушить.”

Но как только тяжесть “Щита имён” коснулась их собственных истинных имён, все возможные объяснения банально рухнули в небытие.

Сейчас каждый старейшина рода Чхон, носивший в себе глубоко спрятанное родовое имя, почувствовал, будто в груди кто-то невидимый ударил в Божественный гонг. Их ядра дрогнули, отозвавшись на зов, которого они не ждали. В этом дрожании звучала чужая нота – имя Андрея. Она не подавляла, но вплеталась, словно новая нить в узор. И это было самое страшное. Чужое имя не разрушало их сущность, а становилось её частью, как будто оно всегда там было.

– Нет! Это невозможно! Моё имя… Моё имя принадлежит только дому Чхон… —Растерянно пытался твердить один из старейшин, но внутри он уже слышал, что его клятвы и тени предков отзываются не только на древнего рода-основателя, но и на того, кого мир назвал новым Императором.

Ведь представители рода Чхон всегда гордились своей независимостью. Их летописи хранили свидетельства, что ни один Император за последние тысячи лет не смог заставить дом Чхон склонить голову. Но теперь эта гордость трескалась, словно высохший фарфор. Внутри каждого старейшины возникало чувство оскорблённого достоинства, переплетённого с растущей обречённостью. Ведь не враг их принудил, а сам порядок мира переписал правила. Именно поэтому они чувствовали себя как воины, которые, всё ещё стоя на стенах крепости, внезапно обнаружили, что стены исчезли, а за их спинами уже возведён новый город – с чужим знаменем.

Их растерянные и панические взгляды постоянно возвращались к меняющимся хроникам. Там, где золотыми чернилами было написано имя их основателя, теперь стояло:

“Верный страж Императорского закона семьи Дракона.”

Каждый старейшина ощутил, будто предки смотрят на них из глубины веков и молча осуждают:

“Вы не уберегли. Ваши потомки позволили чужаку вложить свою печать даже в наши кости.”

От чего в их душе поднимался горький вкус стыда. Который