Четвертое уравнение - Александр Леонидович Пономарёв Страница 36

брызгая слюной и так сильно тараща глаза, что они, казалось, вот-вот прижмутся радужкой к стеклам очков. – Этот упырь только что убил Балабола! Ему ничего не стоит и нас пристрелить, как бродячих псов! Да если бы криком можно было взорвать его к нюхачей матери, я бы связки порвал на британский флаг, лишь бы грохнуть ублюдка!

Изорги взволнованно зарычали, заскрипели, как старые деревья под порывами ветра, и застрекотали, будто кузнечики в поле. Примерно треть измененных остались лежать на месте, как собаки с вытянутыми вперед лапами. Остальные вскочили на ноги, запрыгали и заухали, ударяя себя кулаками в грудь, словно самцы гориллы при виде соперников. На них возбуждающе действовал запах свежей крови и вопли Болотного Лекаря. Им хотелось убивать, терзать врагов и рвать их на части.

Богомолов мысленно приказал буйствующим изоргам успокоиться и помахал пистолетом в воздухе, подзывая Комона:

– Эй, ты, заткни очкарику рот.

Тяжело топая подошвами экзоскелета, военстал приблизился к столу рублеными движениями, словно он был робот, а не человек. Лекарь увидел его стеклянные, лишенные осмысленного выражения глаза и ужаснулся. Даже у зомби – сборщиков клюквы на его плантациях – глаза были более живыми и человечными.

– Комон, это же я, Болотный Лекарь! Не поддавайся ему! Очнись! Не слу…

Военстал остался глух к призывам, взял со стола тканевую салфетку, смял ее в комок и так глубоко запихал в рот Болотного Лекаря, что тот подавился на полуслове и заперхал. Две крупных слезинки выступили из глаз Хранителя, потекли по щекам. Лекарь попробовал вытолкнуть языком плотный шершавый ком, но Комон пресек попытки, заклеив его рот двумя отрезками клейкой ленты. Одной полосой обойтись не удалось из-за густой щетки желтоватых усов. Зато вторая закрыла не только губы, но и почти половину подбородка.

– Старику тоже пасть заткни.

Сталкер послушно выполнил приказ, развернулся и потопал к двери, неторопливо шагая, как механическая кукла. Богомолов проводил его взглядом, повернулся к Шарову и снова навел на него пистолет:

– Ну вот, теперь нам никто не мешает поговорить по душам. Другой ты попал сюда из будущего, это понятно. Он знал, что здесь произойдет, и хотел это исправить, иначе с чего бы ему стрелять в меня. На этот раз у него не получилось, но он будет пробовать снова и снова, пока не добьется своего или пока я не убью его. Ты хотел отправить меня в прошлое. Полагаю, это была уловка. На самом деле ты планировал избавиться от меня каким-нибудь особо изощренным способом. Чего молчишь? Отвечай!

Богомолов устал держать пистолет в вытянутой руке и сунул его за пояс. Он нутром чуял, что в данный момент Шаров не представляет для него опасности, но на всякий случай подстраховался. Мысленный приказ хозяина заставил одного из лежащих на полу изоргов встать на четвереньки и повернуться мордой к профессору. На его спине, руках и ногах вспухли бугры напряженных мышц. Он впился в ученого взглядом и был готов атаковать в любой момент.

Медленно, не давая повода изоргу сорваться с места, Шаров скрестил руки на груди. Богомолов верно истолковал его жест:

– Хочешь показать, какой ты сильный духом, смелый и независимый? Похвально. Так даже интереснее. Не люблю, понимаешь, когда сразу выбалтывают все, что надо и не надо. Любая работа ценна результатом, и чем больше сил потрачено для его достижения, тем он приятнее. Думаю, ты разделяешь мой подход к делу.

Профессор по-прежнему хранил молчание. Видимо, пока это устраивало Богомолова, раз он кивнул и продолжил:

– Тебе повезло. Я сегодня добрый и не буду зверствовать, если ты не согласишься сотрудничать. Я вообще считаю, насилием делу не поможешь. Жестокость по отношению к своему врагу или к тем, кто ему по-настоящему дорог, порождает ненависть и жажду мести. Добром можно многого достичь, тогда как зло в ответ порождает большое зло, а это не способствует конструктивному диалогу.

– Чего ты от меня хочешь? – холодно поинтересовался профессор.

Богомолов растянул губы в улыбке, но взгляд его глаз остался таким же ледяным и колючим.

– А то ты не догадался? Отправь меня туда, откуда явился другой ты.

– Хорошо. Иди в трансмиттер, я все сделаю.

– Что? И это все? А я-то думал, ты будешь отказываться, говорить, что это невозможно, что твое изобретение для такого не приспособлено. – Улыбка исчезла с лица Богомолова. Он резко перегнулся через консоль, схватил профессора за грудки и жарко выдохнул ему в лицо: – По-твоему, я идиот? Думаешь, я добровольно отправлюсь в расставленные тобой сети?

Профессор с усилием разжал пальцы Богомолова и расправил замятины на ткани халата.

– Если ты все прекрасно понимаешь, для чего этот фарс? Ты все равно ничего не добьешься. Я, честно, не знаю, откуда появился мой двойник и как это ему удалось. Трансмиттер – не машина времени. С его помощью можно попасть в прошлое любого из созданных ранее хронопластов, но нельзя оказаться в будущем главной исторической последовательности. Это физически невозможно. По крайней мере, пока. Но даже если предположить, что я-будущий сумел модернизировать трансмиттер в полноценное устройство перемещения во времени, сейчас я-настоящий не смогу это сделать как минимум по двум причинам. Первая – я понятия не имею, с какой стороны подходить к решению проблемы, и вторая – я не стану делать из трансмиттера машину времени, даже если пойму, как это делается.

– На твоем месте я бы не был столь категоричен.

Богомолов обошел консоль, встал перед профессором. Зрачки его глаз расширились и стали размером с радужку. Шаров смотрел в эти черные бездонные колодцы и ощущал себя кроликом перед удавом. Он хотел и не мог пошевелиться. Все, что ему оставалось, это наблюдать, как из открытого рта Богомолова вылазят черные и гибкие, похожие на усы гигантского насекомого, длинные отростки.

* * *

Олег Иванович ничего об этом не знал, хоть и предполагал, что его появление в прошлом запустило новую цепь событий. Он рассчитывал снова вернуться в день убийства Балабола и все исправить, но только после того, как залечит раны и разберется в причинах ошибки.

– Профессор, что с вами? – испуганно вскричал Алексей, когда «лепестки» начали раскрываться спустя пять секунд после закрытия, и он увидел профессора внутри гудящего, как самолетная турбина, трансмиттера. Шаров стоял на четвереньках, без оружия, с окровавленными головой и рукавом лабораторного халата, хотя должен был вернуться из прошлого целый и невредимый через пару минут после начала путешествия во времени. А еще Алексею показалось, что он услышал звонкий щелчок, будто молоточком стукнули по наковальне.

– Все хорошо, – ответил профессор,