Сады Дьявола - Павел Юрьевич Гагарин Страница 30

Концентрация алкоголя в крови Стерн достигло того уровня, когда тело человека приобретает свойства жидкости. Несмотря на усилия боцмана придать ей вертикальное положение, доктор буквально стекала на пол. Олсен пришлось нести ее на руках, как павшего товарища, чтобы торжественно предать тело нижней из полок своей каюты. Старпом Юсупов встречавший капитана для доклада, так засмотрелся на церемонию выноса, что проглядел появление Пульхра. Спохватившись, он козырнул и принялся докладывать:

— Господин капитан, за время вашего отстутствия никаких нарушений не замечено. Шаттл с наемниками уже пристыковался, офицер Томпсон повел их в девятый отсек устраиваться…

— До прыжка остался один час, сорок пять минут, — «Джо» уже вел обратный отсчет. — Всем людям на корабле надлежит как можно быстрее закончить свои дела, принять положение тела, максимальное к горизонтальному, лицом вверх и пристегнуться.

В дверях шлюза, в которых только что скрылись Олсен и Стерн, появилась Петрова.

— Хорошо, — сказал капитан Юсупову. — Можете продолжать подготовку к прыжку.

— Это кто? — спросила Петрова, когда Юсупов удалился.

— Что «кто»?

— Что за девица, которую сейчас отсюда вынесла Олсен?

— Это доктор Стерн, этнопсихолог, наш научный консультант.

Петрова дернула носом, уловив исходящий от капитана запах алкоголя:

— Это ты ее напоил?

Врать в отношениях нельзя никогда. Только правда. Поэтому Пульхр не стал возражать:

— Я. У нее сегодня свадьба.

— Чего?

— Потом расскажу. Времени в обрез.

— До прыжка остался один час сорок минут, — подтвердил «Джо».

Когда «Джо» сообщил, что до прыжка осталось пятнадцать минут, все люди на корабле находились в положении, максимально близком к горизонтальному, лицом вверх, все были пристегнуты и тоскливо ожидали того момента, когда «Джо» скажет «Ноль, пуск», корабль встряхнет, и за стеклами иллюминаторов вместо черной пустоты Солнечной возникнет черная пустота уже совсем другой системы. Разница только в том, что звезды будут расположены чуть иначе, и родное Солнце будет одной из них.

ГЛАВА 8

Как уже говорилось, правительство Земли, получив в свои руки лемурианские двигатели, все силы бросило на то, чтобы узнать или хотя бы угадать методом тыка принцип действия. Лучшие земные ученые потратили несколько лет на исследования, но поняли не больше шамана-неадертальца, случайно наткнувшегося в кустах, куда он забрел по малой нужде, на пылесос. Любой вопрос по делу они смывали потоком узкоспециализированной лексики, трогательно напоминая ацтеков, которые с помощью заклинаний пытались защититься от вторжения конкистадоров.

Лемурианский двигатель, установленный на «Неуловимом», представлял собой довольно громоздкое и сложное сооружение. Центральная его часть — двухметровой высоты металлический цилиндр — располагался в пятом отсеке, в специальной выгородке. С помощью гофрированных шлангов и пучков проводов, он соединялся с несколькими шарами меньших размеров, раскиданных по разным палубам, и благодаря системе кингстонов имел выход в открытый космос.

Если устройство лемурианского двигателя, по-видимому, было непознаваемо сложным для земной науки, то управление, напротив, — максимально простым. Для прыжка нужно было лишь загрузить в один из шаров топливную капсулу, набрать на пульте управления координаты выхода, повернуть специальный ключ, который капитан носил на цепочке на шее, и повернуть рычаг. После этого шарообразный кусок пространства радиусом около пятидесяти метров почти мгновенно — за семь секунд — перемещался в заданные координаты.

Тут имелся небольшой ньюанс: точность прыжка находилась в обратной зависимости от расстояния. До девяти световых лет погрешность была приемлимой, ее можно было покрыть за неделю-другую марша на корпускулярно-волновом двигателе, далее точность снижалась по экспоненте.

До Голконды было почти тридцать световых лет. Их предстояло покрыть тремя прыжками лемурианского двигателя, и дальше добираться до цели на маршевых двигателях.

Перемещение с помощью лемурианских двигателей сопровождался неопасными, но довольно неприятными побочными эффектами. Вывернутая наизнанку метрика пространства вызывал перенаправление остаточных токов в нервных окончаниях и семь долгих секунд прыжка человек ощущал себя метафизической струной, растянутой между точками входа и выхода, сознавая беззащитными нервами каждый метр этого неимоверного, с ума сводящего своей бессмысленностью расстояния.

Это ощущение вызывало приступ комплекса неполноценности и экзистенциального шока такой силы, что природные предохранители организма временно выходили из строя. Физически это выражалось в виде судорог, холоднго пота, головной боли и перемежающейся диареей рвоты в разных комбинациях и пропорциях.

И если у людей это состояние продолжалось от нескольких минут до получаса, после чего в организме включались защитные механизмы, и физиология давила негативные ощущения всякой позитивной химией, то корабельный ИИ вышибало всерьез и надолго. После прыжка Пульхр предоставил «Джо» двухдневную увольнительную — все равно толку от него в таком состоянии не было. На все вопросы он однообразно отвечал: «А смысл?» и, не обнаружив такового, погружался обратно в пучину мировой скорьби. Все это время «Джо», лишенный общения со своими психологами, посвятил игре в морской бой с самим собой.

После третьего прыжка командир навигационно-операционной боевой части Вениамин Андерсен основательно проблевался, дрожащей рукой вытер холодный пот со лба, и сел за вычисление маршрута.

— Сто восемнадцать часов пути до точки, — доложил он, дважды проверив расчеты.

Пока ИИ приходил в себя, команда встала на боевую вахту. Начался марш — самая тяжелая и нудная часть операции.

Из-за перегрузок нормы питания были увеличены втрое. Резко возросла вероятность аварий, поэтому в каждом отсеке вахтенные совершали неприрывный обход и проверку приборов и устройств. Вдобавок по всему кораблю, переходя из отсека в отсек, круглосуточно курсировала контрольно-аварийная бригада техников, которые специальными приборами проверяли, как справляются с перегрузками несущие конструкции корабля.

Все ходили злые, усталые и издерганные. Скучали только наемники, которые окопались в своем девятом отсеке, и только и делали, что ели, спали и играли в карты на отжимания.

Несмотря на перегрузки и вахты, каптенармус Петрова появлялась в каюте Пульхра каждый вечер. На то имелась веская причина: она взревновала капитана к доктору Стерн. Петрова вообще была ревнива. К счастью, в ее загадочной душе для этого светлого чувства было выделено ровно одно посадочное место, и до доктора Стерн его прочно, хотя и абсолютно безосновательно, занимала боцман Олсен. Новая гипотетическая соперница всколыхнула застоявшиеся чувства между капитаном и его каптенармусом. Кроме этого, видимо, чтобы не давать коварной докторше ни малейшего шанса, Петрова увеличила капитанское довольствие утренним сексом.

Стерн, наверное, удивилась бы, узнав, какую бурю эмоций вызвала у Петровой. Старпом выделил ей отдельное помещение в третьем отсеке, и она за пару дней ухитрилась захламить его так, что с трудом верилось, что там обитает человек, а не семейство енотов. Она профессионально четко вписалась в коллектив, знала команду по именам и беспрепятственно, как кошка, шлялась по всему кораблю, пока однажды