Лейтенант империи. Часть вторая - Александр Четвертнов Страница 29

Их и след простыл, когда мы с летёхой оказались в коридоре. Потому и не знаю, о чём они говорили дальше, как согласовали планы. Но и без этого у меня голова разрывалась от информации.

Тайна связи искусственного интеллекта и секретаря Меньшова отошла на второй план. Меня сейчас волновала новость о том, как Лиру выставили в местной дворянской палате. Лиру и Вареньку, раз уж прямо заявили о «прицепе». Урроды. Поймаю того, кто так придумал, ноги поотрываю, торпеды вместо них приделаю….

— Значит, слухи о липовых орденах лажа, — Фадеев не спрашивал, утверждал.

— Угу, — бросил я ему, спускаясь по лестнице.

Сегодня в здании штаба оказалось людно. Вокруг сновали штаб и обер-офицеры, и приходилось маневрировать, чтобы с кем-то не столкнуться. Хорошо ещё, Ерастов сразу предупредил, что не надо приветствовать здесь всех и каждого. Только тех, к кому собираешься обратиться.

— Жаль, — Фадеев не отставал от меня, шёл с боку, как приклеенный. — такая возможность приподняться всплыла.

Голос его сочился таким ехидством, что мне захотелось развернуться и дать ему в рожу. Но я сдержал сердечные порывы, остановился между этажами, повернулся к нему и спокойно спросил:

— Мне стоит переживать на твой счёт?

— Что ты, — Фадеев растянул губы в ироничной улыбке, — конечно же нет.

— Ты уверен? — напряжение не покидало меня. В кабинете Меньшова летёха вёл себя совсем по-другому. Кроткий, скромный. Примерный ученик на ковре у директора. Сейчас же он явно давал волю своему нраву. Голос сочился издёвкой.

— На сто двадцать генерал-адмиралов, — прежним тоном ответил летёха.

— Тебе и одного хватит, — хотелось сказать грубее, хлеще. Так, чтобы обида пробрала его. Но ничего лучше я не придумал. Не считать же двойку в бороду. Но, рано ещё, завтра утром можно будет. А теперь развернуться и на выход.

— Ну да, тебе же хватает, — хмыкнул Фадеев, не отставая от меня.

Отвечать не стал. Спустился на первый этаж, кивнул постовым и вышел на крыльцо штаба.

На улице шёл дождь. Порыв ветера попытался распахнуть мой китель. Не получилось, и он залепил мне в глаз мокрым, желтым листом.

Остановился. Утёр лицо. Вдохнул полной грудью сырой, осенний воздух и успокоился. Захотелось пройти меж колонн, что поддерживали крышу. Встать под дождём и смыть с себя как минимум сегодняшнее утро.

Так и сделаю.

Шагнул вперёд, услышал, как Фадеев выходит следом, но оборачиваться не стал. На меня нахлынули воспоминания. Именно здесь, меж этих колонн, я разговаривал со слугой Сарая после Тау Метам. Притворялся паинькой. Выставлял себя жертвой.

Гривасов взорвал того слугу буквально через пару часов. Я его больше никогда не видел и не увижу. Но тот момент лицедейства никуда не исчез из моей памяти, засел в ней липким ярлыком прошлого.

Кожу рук словно стянуло. Появился дискомфорт во всём теле. Захотелось не то, что под дождь встать, а принять душ с мылом и мочалкой. Оттереть былое. Даже, если придётся тереть до кости.

— Вот почему так, одним всё, а другим ничего? — голос Фадеева вырвал меня из воспоминаний, но раздражение только усилил. — Почему жизнь так не справедлива?

Обернулся к нему. Хотел сказать, в стиле Деда, что неча на зеркало пенять, коль рожа крива. Но летёха задумчиво смотрел на дождик, и я, не увидев в нём агрессии, растерялся. А он продолжил:

— Мне двадцать восемь лет, — протянул он, — боевой офицер, четыре военных конфликта, два ранения, и всего лишь лейтенант с медалями за храбрость и отвагу, и недавним назначением замкома отряда.

Где-то в небе раскатился рокот грома. Дождь усилился. Застучал по асфальту часто-часто. Появились пузырьки от капель.

— А кто-то в девятнадцать, — Фадеев всё так же смотрел в сторону. — Не видел ничего в своей жизни. Пострелял с гарнизоном на Тау Метам, скатался в столицу и уже медалей больше, даже два ордена и невеста графиня. Как так? — он посмотрел на меня, — как так получается?

Я молчал. Просто стоял и смотрел на него. Не потому, что мне нечего сказать, как раз наоборот. Я слова подбирал.

— И ведь, нормально всё было, — продолжал Фадеев, — сходились слухи. Имеются у нас продажные офицеры. За копеечку медаль дадут, а за рубль орден. Надо только подсуетиться, влюбить в себя богатую сиротку, заделать ей ребёнка, а потом можно и денег выпросить. Накосячить, отправить вместо себя под суд: лишённая чести и достоинства дама всё стерпит.

— Так в дворянской палате говорят? — просипел я сжимая кулаки и, преодолевая спазм в пересохшем горле.

— И в это верят, — улыбка у Фадеева вышла грустная, но глаза выдавали ехидство. — Всё сходилось, и подполковник в друзьях, и подвязки по службе в СБФ, и печальная Юдина с младенцем.

— И что изменилось? — я постарался успокоиться и взять себя в руки. Не пойму, чего он хочет от меня? Всё же решили.

— Всё изменилось, — ощерился Фадеев, изменение в его настроении произошло настолько резко, что я вздрогнул. — И подполковник за тебя готов порвать кого угодно, а такое не купить. И девчонка тебя любит по-настоящему. Даже генерал-адмирал тебе благоволит, использует в своих целях, конечно, но присматривает. Как так, Туров? Что ты такого сделал?

— Не пойму, тебе, что надо? — я так и не смог подобрать нужных слов, вернее, не смог определиться, утешить его, или уколоть. Потому решил говорить прямо. — Мою биографию узнать? Так в личном деле посмотри.

— Оно засекречено, — лицо летёхи заострилось, а взгляд стал хищным. — Так что тебя спрашиваю, что ты такого сделал, что все с тобой носятся и подтирают за тобой?

— Раз засекречено, значит, тебе не положено знать, лейтенант, — я шагнул к нему почти вплотную и, расправив плечи, с вызовом уставился в его глаза, — это создаёт проблему? Ты не хочешь выполнять приказ?

— Нет, — Фадеев не дрогнул, но ухмылку с его лица я стёр. Даже хищность сменилась злостью, и он процедил: — я выполню приказ, но ты мне будешь должен. Понял?

Дожидаться ответа он не стал. Отвернулся от меня и шагнул на ступеньки крыльца. Капли дождя накинулись на него. Попытались намочить форму. Но застучали по технике защитной сферы и бессильно стекли на землю.

Проводил летёху взглядом, пока он не исчез за поворотом и вздохнул. Эх,