Монтао. Легенда о монахе - Даниил Галкин Страница 24

— Расскажи почему, господин? — с энтузиазмом ответил ему человек.

— Потому что там слишком хорошо, друзья мои! Никто не хочет спускаться обратно, познав божественные ванны и отведав лучшей еды! Так давайте же не будем забывать, ради чего мы стараемся тут!

Толпа зааплодировала и поддержала старца, а вскоре, большинство уже сопело, погрузившись в свои сладкие сны, пропитанные речью Сэто. Женщина же, продолжала сидеть в углу обособленно.

Тадао осторожно прополз к ней между спящими и потрогал за плечо, привлекая внимание, на что та вздрогнула и чуть отсела в сторону.

— Извини… — произнёс шёпотом монах. — С чего бы начать?.. Ты не замечала ничего необычного здесь?

Женщина осторожно осмотрела Тадао:

— Ты от Сэто? Можешь передать, чтобы катился к чёрту.

— Что? Нет. Но происходят непонятные вещи, и я хочу разобраться. Помоги, прошу.

— Иди к чёрту, или я прокушу тебе шею, — прошипела она и закончила диалог.

Монах поднял обе руки вверх, как бы сдаваясь, и отступил обратно. Найдя себе место среди тёплой кучи тел, он стал размышлять. Теперь это было его единственное доступное занятие. Но вскоре физическая усталость после дневной монотонной и бесполезной работы взяла верх, и он провалился в сон, проспав беспробудно до самого утра.

Следующий день начался, как обычно, ударами о решётку и подсчётом пленных. Монах в это время уже не спал. Сразу после пробуждения его голову посетила идея, и возник план. Может быть, не совсем обдуманный и достаточно рискованный, но терять-то особо нечего.

Обходя клетку, вормоловец увидел две сидящие фигуры: женщину, что уже было привычным, и мужчину, что совсем не было привычным.

Безумная посмотрела на своего подражателя, но тот, как ни в чём не бывало, улыбнулся ей и стал дожидаться охранника, который не заставил себя долго ждать, но, прежде чем войти в клетку, вызвал подмогу. Стража схватила обоих нарушителей и куда-то потащила. Сегодня женщина не кричала, а смеялась, обращаясь к Тадао:

— Дурак! Какой же ты дурак!

Она продолжила заливаться смехом, пока ей не заткнули рот тряпкой.

Непокорных пленников разделили: женщину отправили в большой шатёр-казарму, а Тадао привязали между двух столбов на улице и на время оставили одного. Рядом находились мишени для стрельбы и бочка с учебным деревянным оружием. Утренний ветерок принёс первые лучи солнца, светившие прямо в глаз. Из шатра раздался женский крик, но его тут же заглушили громкий шлепок и раскатистый смех. Снова тишина.

На землю перед связанным приземлилась красная птичка и разбавила гнетущую паузу своей трелью. Зазвучала мелодия, словно написанная кем-то и теперь умело исполняемая. Рядом с певицей примостился чиж и продолжил концерт. Вскоре к ним присоединились пара воробьёв. За считанные минуты перед Тадао образовался целый птичий хор. Монах уже слышал эту мелодию, но никак не мог вспомнить где.

Внезапно послышались шаги, и птицы мигом разлетелись. О Тадао наконец вспомнили. К нему подошло трое вооружённых солдат.

— Что-то случилось? — монах улыбнулся.

— Йокорц-жакр, твырды неа ор шун, мыва ирты пиртущ, ха-ха-ха, — что-то задорно проговорил самый молодой из них.

— Ну конечно…

Один из подошедших достал из-за спины кнут и, широко размахнувшись, ударил пленного. Грудь Тадао обожгло, как калёным железом. Но улыбка с лица не исчезла. Кончик хлыста второго солдата с протягом прошёлся по его спине.

— «Йокорц» не так прост оказался? — не сходящая с лица монаха улыбка не на шутку разозлила вормоловцев.

Три кнута методично, со свистом, стали обрабатывать привязанного к столбу. Это продолжалось до тех пор, пока на глаз не опустилась красная завеса, окрасив мир вокруг в кровавый цвет. Монах потерял сознание.

Истязатели, заметив отсутствие реакции жертвы, опустили руки. Они сорвали с Тадао и без того дырявое кимоно, чтобы рассмотреть созданное ими алое полотно.

Старые шрамы смешались с новыми, и вся эта картина дополнилась свежими бороздами лопнувшей под ударами плетей кожи.

Один из солдат обошёл жертву и обратил внимание на спину: длинный глубокий след вдоль позвоночника от поясницы до шеи и три заживших раны от стрел. Он подозвал товарищей. Те тоже заинтересовались увиденным и стали что-то бурно обсуждать на своём языке.

Очнулся Тадао от пощёчины. Стоявшие перед ним варвары яростно спорили между собой, периодически обращаясь к монаху требовательно-вопросительным тоном, видимо, пытаясь что-то у него выяснить. Пока Тадао окончательно не пришёл в себя, все их слова были не больше, чем лай собаки.

— Что?

— Смэр-рт Торн? — произнёс самый старший вормоловец и нахмурился.

— Смерть Торн? — Тадао внимательно посмотрел на говорящего.

Тот строго кивнул и, зайдя сзади, провёл линию по позвоночнику, точно вдоль шрама монаха:

— Торн.

Спину объяла лёгкая, будто призрачная, боль.

— Я понимаю… Торн — это имя. Оно мне знакомо, вы правы. Если, конечно же, мы говорим об одном и том же. Но что с того?

Поняв, что йокотэрский язык им не разобрать, а пленник не знает ворломовский, молодой стражник отмахнулся и показал старшему товарищу плеть. Но тот уже потерял интерес к пыткам и, вздохнув, начал думать. Его лицо покраснело от умственного напряжения.

Недолго походя из стороны в сторону, он скомандовал бородатому караульному неподалёку, и тот убежал в сторону небольшого шатра, откуда через пару минут вышел усатый толстяк с подозрительно знакомым мечом в красных ножнах за поясом и бутылкой в руке. По походке было видно, что содержимое сосуда уже наполовину в нём. Жестом отозвав караульного, бородач подошёл к Тадао. Сильный запах алкоголя, вперемешку с потом, ударил в нос монаха.

— Шырды, ус! — рявкнул толстяк.

Один из солдат обошёл пленного и ткнул пальцем в шрам:

— Нагла, дин! Торн хеа лидыш.

Пьянчуга взглянул на спину монаха, а потом хмыкнул и отмахнулся от подчинённых. По начавшемуся лаю вормоловской речи сложилось впечатление, что он недоволен пустяковой ситуацией, из-за которой его вызвали. После, отвесив подзатыльник самому младшему из троицы так, что у того слетел шлем, разок ударил в живот Тадао забавы ради и рассмеялся, словно гиена.

— Йокорц… — он сделал глоток и неожиданно перешёл на ломанный йокотерский. — Ты видит Торн? Как ты продолжат жить? Ответ рав!

Тадао только молча улыбнулся.

— Жакр, мы будет тебя пиртущ… боль. Понял? — и снова ткнул в живот. — Говорит? А сейчас? — и без того измученное тело пленника стало принимать удары мощных кулаков, сыпавшиеся один за другим.

Руки толстяка