Я – Товарищ Сталин 2 - Андрей Цуцаев Страница 47

— Баварские Альпы… Я представляю, как мы катаемся на лыжах, пьём глинтвейн у камина. Но, Вернер, ты правда сможешь оставить свои дела?

— Хельга, для тебя я найду время. Даже если весь Берлин будет гореть.

Они дошли до рождественского рынка у Жандарменмаркт, где толпы горожан сновали между деревянными лотками, украшенными гирляндами и фонариками. Лотки были завалены игрушками, свечами, оловянными фигурками, а торговцы в красных колпаках выкрикивали: «Glühwein! Bratwurst! Лучшие подарки к Рождеству!» Мария указала на лоток с деревянными ангелами, вырезанными с тонкой детализацией:

— Вернер, посмотри, какие милые. Напоминают мне детство.

Вернер, улыбаясь, купил ей маленького деревянного ангела:

— Для тебя, Хельга. Чтобы напоминал о нашей прогулке.

Мария, принимая фигурку, её пальцы коснулись его руки:

— Спасибо, Вернер. Ты очень милый.

Но её взгляд скользнул по толпе, заметив мужчину в сером пальто, который, казалось, следил за ними. Он быстро отвернулся, растворившись в толпе, но её сердце сжалось: «Слежка? Или я параноик? Я не могу ошибиться».

Они зашли в кафе «Адлон», роскошное и тёплое, где пахло свежей выпечкой, кофе и дорогим табаком. Официанты в белых перчатках скользили между столами, где сидели офицеры, дипломаты и элегантные дамы. Мария и Вернер сели у окна, заказав коктейли: «Сайдкар» для него, «Мартини» для неё. Вернер, отпивая, сказал:

— Хельга, в горах будет лучше. Без этого шума, без Берлина. Только снег и тишина.

Мария коснулась губами бокала, её голос был игривым:

— Тишина? Ты, Вернер, сможешь молчать? Вермахт, должно быть, держит тебя на коротком поводке.

Вернер закивал головой:

— Иногда я устаю от поводка. Но не будем о работе. Расскажи, что ты хочешь на Рождество?

Мария подумала: 'Он уходит от темы. Но я должна надавить:

— Мир, Вернер. Но это слишком сложно, да? А ты?

— Мир? Хороший подарок. Но я бы хотел просто побыть пару дней с тобой. Без всего этого.

Внезапно Вернер заметил фигуру у входа — полковника Абвера Ханса фон Бека, 42-х лет, высокого, с седеющими висками и острым взглядом, в тёмной форме с портфелем в руке. Бек, заметив Вернера, улыбнулся и подошёл:

— Вернер! Старый волк! Что ты делаешь в этом праздничном хаосе?

Вернер, встав, обнял друга:

— Ханс! Сколько лет! Хельга, это полковник Ханс фон Бек, мой товарищ по академии. Ханс, это Хельга Шварц, мой… близкий друг.

Мария посмотрела на Бека, её улыбка была обаятельной, но глаза внимательно изучали Бека, она протянула руку:

— Приятно познакомиться, полковник. Вернер рассказывал о вас.

Бек посмотрел ей в глаза:

— Приятно, фройляйн Шварц. Вернер всегда выбирает лучших. Давайте посидим? У меня есть полчаса.

Они сели, заказав ещё коктейлей. Бек сказал:

— Фройляйн Шварц, как вам Берлин в снегу? Волшебно, не так ли?

— Волшебно, полковник. Но холод пробирает до костей. А вы? Любите Рождество?

— Люблю. Снег, ёлки, семья, разве плохо. Но в этом году, боюсь, работы больше, чем праздника.

Вернер, смеясь, вмешался:

— Ханс, не начинай! Расскажи лучше о той охоте в Баварии. Помнишь, как мы загнали оленя? Бек широко улыбнулся:

— О, та охота! Снег был по колено, мы с Вернером замерзали, но олень ускользнул. А потом мы грелись в шале, пили шнапс…

Вернер предложил:

— Ханс, давай встретимся завтра? Посидим, вспомним старые времена.

Бек, кивнув, ответил:

— С удовольствием. С фройляйн Шварц, разумеется.

Мария заулыбалась:

— Буду рада, полковник. Люблю хорошие истории.

В кафе «Адлон» свет хрустальных люстр отражался в зеркалах, создавая золотистый полумрак. Запах свежесваренного кофе, дорогого табака и ванильной выпечки наполнял воздух, смешиваясь с тонким ароматом духов, которыми пропитались меховые шубы посетительниц. Звуки фортепиано, игравшего рождественскую мелодию, вплетались в гул разговоров, звон бокалов и шаги официантов в белых перчатках, скользящих между столами. Мария сидела напротив Вернера Коха, её пальцы в кожаных перчатках сжимали бокал с «Мартини. Её глаза внимательно следили за полковником Хансом фон Беком, который только что присоединился к ним, его тёмная форма Абвера с серебряными эполетами контрастировала с белоснежной скатертью. Вернер, отпивал 'Сайдкар», его цитрусовый аромат смешивался с запахом коньяка:

— Ханс, ты всё такой же. Помнишь, как мы в академии спорили о тактике? Ты всегда был за осторожность, а я рвался вперёд.

Ханс отхлебнул кофе:

— Вернер, ты не изменился. Всё ещё хочешь бежать впереди паровоза. Но время учит осторожности.

Мария сказала:

— Полковник фон Бек, Вернер говорил, вы мастер историй. Расскажите что-нибудь из академии. Или, может, что-то из вашей работы? Абвер, должно быть, полон интересных историй.

Бек взглянул на нее, словно оценивая, и ответил уклончиво:

— Фройляйн Шварц, работа — это скучные бумаги и бесконечные совещания. А истории… Я же не рассказал вам вчера до конца про охоту в Баварии.

Вернер, смеясь, кивнул, его глаза блестели:

— Ханс, ты тогда чуть не утонул в реке! А потом мы грелись шнапсом в шале. Хельга, он до сих пор жалуется на тот холод.

Мария подумала «Бек уходит от темы. Он знает больше, чем говорит. Нужно надавить, но осторожно»:

— Полковник, вы с Вернером как братья. Но охота — это одно, а работа… Неужели в Абвере всё так скучно?

— Скучно? Иногда. Но в Рождество я предпочитаю думать о семье, а не о бумагах. А вы, фройляйн Шварц? Как планируете праздновать?

— О, ничего грандиозного. Может, останусь в Берлине. А вы?

Бек, отпивая кофе, ответил:

— Семья в Дрездене. Ёлка, дети, подарки. Простые радости.

— Простые радости — это то, чего нам всем не хватает. Вернер предлагал съездить в Баварские Альпы. Звучит заманчиво.

Вернер наклонился ближе:

— Хельга, я серьёзно. Шале, снег, лыжи. Мы могли бы уехать на пару дней. Ханс, что скажешь? Поедешь с нами? Бек ответил с лёгкой насмешкой:

— Вернер, ты и романтика? Не думал, что доживу до этого. Но Альпы… Звучит заманчиво. Если Абвер не завалит меня делами.

Мария сказала:

— Тогда решено. Завтра в «Кранцлер» обсудим детали. Полковник, вы должны рассказать больше историй:

— С удовольствием, фройляйн Шварц. Но только про охоту. Работа остаётся в кабинете.

Разговор продолжался, но Мария чувствовала, как напряжение нарастает. Бек был слишком осторожен, его уклончивость подтверждала, что он скрывает что-то