На Литовской земле - Борис Владимирович Сапожников Страница 41

— Обойдёмся и без шведов, — сменил тактику Радзивилл, которому нечего было ответить на эти слова. — Армия с войсками, что ты нанял на королевские деньги, да с нашими надворными хоругвями выйдет приличная. Дать бой Сигизмунду мы сможем.

— Это участь любого рокоша, Януш, — мрачно бросил в ответ Острожский. — Вы можете даже побить сигизмундово войско, но он, уже дважды битый, соберёт новое. Шляхта и польские магнаты пойдут грабить Литву, как ту же московскую землю. Они пройдутся здесь огнём и мечом. И денег магнаты на эту войну охотно дадут, потому что после будут претендовать на освободившиеся после вашей гибели земли. Пускай они короне отойдут, но старост же король будет туда назначать. Вы можете побить его весной, но к лету у короля будет новая армия, а у вас? Сумеете ли вы продержаться столько? Пускай даже Москва для вас сейчас не враг, но со Швецией у нас ещё идёт война. Они накинутся на нас, как только почувствуют нашу слабость.

— Карл Шведский сейчас откусил кусок московитских земель на севере, — отмахнулся Радзивилл, — ему надо их переварить. Для войны ещё и с нами у него сил нет пока. Ввяжется в неё, рискует потерять все приобретения, выторгованные у московского царя. Сам понимаешь, без сильного гарнизона такой город как Великий Новгород ему не удержать, как и переданные по договору земли и крепости. У Карла Шведского не настолько сильная и многочисленная армия и не настолько бездонная казна, чтобы вести войну на два фронта.

— Пусть так, — согласился, но продолжил гнуть свою линию Острожский, — да только не вытянет Литва войны с Короной Польской. Деньги в Варшаве, Кракове, Гданьске, а вовсе не в Вильно, Витебске или Минске. Альбрехт Фридрих Прусский, как вассал короля, даст ему столько ландскнехтов, сколько будет нужно для войны. Шляхта соберётся снова и снова, потому что магнаты будут платить в надежде захватить ваши земли и из страха потерять свои.

— Долгой войны — нет, — согласился Радзивилл, — однако если после первых побед собрать новый сейм и там выдвинуть условия вроде тех, что предлагал дед мой в Люблине, тогда можно вернуть Литве прежние вольности и дать новые.

— И земли, отнятые там, тоже вернуть Литве? — прищурившись глянул ему в глаза Острожский.

— А вот это, — глянул в ответ Радзивилл, — пускай на том сейме, если он состоится, сами магнаты и решат. Где им лучше будет — в Польше или в Литве.

Он намерено назвал два государства по отдельности, не Короной Польской и Великим герцогством Литовским, под какими называниями они входили в единое государство Речь Посполитую. Этим Радзивилл подчеркнул, что тот сейм, о котором он говорил, если соберётся, конечно, положит конец Речи Посполитой, вернув два отдельных государства. А возможно прекратит и более ранние, династические унии, ведь, как знал Острожский, кандидат в великие князья литовские у заговорщиков уже был.

Сказанное Радзивиллом заставило его задуматься, серьёзно задуматься над словами племянника. Связываться с мятежниками вроде бы резонов нет, однако верно сказал Януш, король верности не заслуживает. Он растратил уйму денег и пролил много крови в своих прожектах, осуществить которые явно не сможет. Уния Речи Посполитой со Швецией пошла прахом после того, как собственный дядюшка Сигизмунда герцог Карл сверг его и вышвырнул из страны, а после сумел удержать её в течение десяти лет, несмотря на все усилия великого Замойского и гетмана Ходкевича, не помогли даже победы под Кокенгаузеном и Кирхгольмом. Сигизмунд лишился шведской короны, которую надел его дядюшка, принявший имя Карла Девятого. Но даже с ослабленной смутой Москвой у Сигизмунда ничего не вышло. Он упёрся в Смоленск, под стенами которого провёл больше года, и был вынужден отступить после битвы. Провалилась и его авантюра с наследством московского самозванца, когда вроде бы удалось объединить усилия против царя, но поражение под стенами Москвы поставило на этих планах жирный крест. Так может и теперь получится побить уже битого короля. Ведь именно так зовут за глаза Сигизмунда.

— Ступай пока, Януш, — высказался, наконец, Острожский после долгого молчания. — Надо мне много думать над твоими словами. И покинь нынче же Дубно, потому как ежели что вынужден я буду схватить тебя и Варшаву отправить.

— И на том спасибо, дядюшка, — шутливо поклонился ему Радзивилл, поднявшись со стула и снова надевая бенедиктинскую рясу.

— Вот никак не могу в толк взять, — когда он уже стоял на пороге, обратился к нему Острожский, — как ты, убеждённый кальвинист, решился в рясу бенедиктинца одеться да ещё и молился со мной на латыни.

— Всё ради дела, дядюшка, — подкрутив ус, ответил Радзивилл, — ради Литвы. А молиться на латыни можно, Господь поймёт.

Он накинул капюшон коричневой рясы и вышел из личных покоев князя Острожского. Сам князь просидел там, погружённый в размышления, ещё очень долго.

[1] гадюку вероломства (лат.)

[2] Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

[3]Общество Иисуса, лат. Societas Iesus, Игнатианцы — мужской духовный орден Римско-католической церкви, основанный в 1534 году Игнатием Лойолой и утверждённый папой Павлом III в 1540 году, более известный как орден иезуитов

[4]Сигизмунду Третьему королю польскому, великому князю литовскому (лат.)

[5] Милостью Божьей

* * *

Богатый пир дал в Дубенском замке князь Острожский для ротмистров. Длинные столы в большом зале дворца Острожских ломились от яств и вин. Но несмотря на их размер сидеть благородным панам и их спутницам приходилось очень близко друг другу. Прямо на грани приличия. И это радовало князя, потому что по листам пшиповедным удалось набрать достаточно людей для грядущего похода на Вильно. Ведь сидели за столами не только ротмистры, но и офицеры свеженабранных хоругвей. Среди них выделялись несколько человек в немецком платье, нанятых ротмистрами, но таких было немного — в основном все были поляками и литовцами.

Князь вышел к ним, подняв полный вина кубок из чистого золота. Так он показывал всем не только свою удаль, но и силу. Кубок-то был приличных размеров и весил соответственно, однако Острожский легко держал его, наполненный вином до краёв, одной рукой, и ни единая капля не пролилась на стенки кубка и рукава богато расшитого княжьего