Инженер Петра Великого – 8 - Виктор Гросов Страница 4

— Вот, — я положил их перед ним. — Размышлял об этом в походе. Глупости, конечно… Но что, если не толкать воздух, а найти нечто, что легче него самого? Какой-нибудь «горючий воздух», получаемый из купоросного масла и железа. Я прикинул его подъемную силу… Получается запредельная чепуха, но, может, ты найдешь ошибку в моих расчетах.

С недоверием он взял листы. Вместо приказа я подкинул ему новую загадку. Его мозг, отбросив провальную идею, с жадностью вцепился в новую гипотезу. Не ответив, он с головой ушел в мои каракули. Технологический фронт был открыт.

— Алексей Петрович, — повернулся я к царевичу. — Что у вас?

— Отряды землемеров мы отправили, однако уже ясно: без точных карт дело встанет. Изучив архивы Инженерной канцелярии, я нашел упоминание о штурмане-гидрографе Степане Ремезове. Лучший картограф выпуска Навигацкой школы, которого сослали в Воронеж за пьянство и «дерзостные речи».

— Отлично, — кивнул я. — Надо найти этого Ремезова.

Алексей помрачнел:

— Есть еще одна проблема. Более насущная. Землемеры, работающие на землях князя Троекурова, столкнулись с организованным сопротивлением. Его люди при поддержке местного исправника арестовали нашего старшего землемера. Работы остановлены. Мои письма к губернатору остались без ответа.

А вот это неожиданно. Игнорировать наследника?

— Твои предложения? — спросил я.

— Взять имение штурмом силами отряда де ла Серды, — не моргнув глазом, ответил Алексей.

Я покачал головой.

— Так ты превратишь Троекурова в мученика, а нас — в разбойников. Ты столкнулся как мне кажется с системой, и отвечать нужно системно. Думай. В твоем распоряжении все ресурсы. Найди его слабое место.

Он еще больше нахмурился, явно размышляя о том как решить проблему. Отлично. Второй фронт, административный, открыт.

Оставался третий — экономический. Теперь Изабелла.

— Мне нужен полный аналитический отчет по экономике Дона, — поставил я задачу. — Главные торговые пути, ключевые товары, имена самых влиятельных купцов и старшин. Кто с кем торгует, кто кому должен. Карта их финансовых потоков

Ее пальцы уже летели по бумаге, делая пометки.

А вечером, запершись в кабинете, я лично составил длинное, подробное письмо Анне Морозовой. В Москву я не поехал — непозволительная роскошь. Вместо этого я изложил все на бумаге: анализ ситуации, свой план экономической войны и деловое предложение, от которого, я рассчитывал, она не сможет отказаться. Риск был огромен: доверить бумаге тайны, способные стоить мне головы, — но солдатам «Охранного полка» я доверял.

Все шестеренки механизма пришли в движение. Технологический, административный, экономический — три фронта начали свою работу.

Следующие несколько дней Игнатовское жило как часовой механизм, заведенный слишком туго. Пружина времени сжалась до предела. Мы готовились, работая на упреждение.

Предвестники бури появились на третий день. По южному тракту потянулись первые подводы беженцев. То мелкие служилые люди, купцы, семьи приказных из разоренных казаками городков. Их обрывочные рассказы пугали страшнее любых донесений: вырезанные гарнизоны, объятые пламенем усадьбы, реки, красные от крови. Эти истории, передаваемые из уст в уста, расползались по Игнатовскому, сея тревогу. Мои мастера начали хмуро поглядывать на юг. Война из абстрактного понятия на карте превратилась в реальность, пахнущую гарью и звучащую человеческим плачем.

На этом фоне конфликт Алексея с князем Троекуровым из локальной стычки вырос в символ противостояния двух миров. Мой наследник и ученик действовал. Отбросив попытки договориться через продажных чиновников и посовещавшись со мной ночью, он сделал свой ход. Времени на поиски компромата не было, поэтому он ударил по самому больному — по тому, что эта спесивая аристократия ценила выше чести, — по кошельку.

С помощью финансовых рычагов и деловой хватки Анны Морозовой Алексей провернул изящную, почти бесшумную операцию. Он ударил по его союзникам. Всего за два дня аналитический отдел Изабеллы вскрыл коммерческую подноготную коалиции помещиков, стоявшей за князем. Выяснилось, что их благосостояние держалось на нескольких крупных контрактах по поставке пеньки и корабельного леса для Адмиралтейства — контрактах, которые лоббировал сам Троекуров.

Алексей просто выставил на торги новые, куда более выгодные контракты, но с одним условием: принять в них участие могли лишь те, кто не имел «земельных споров» с проектом «Стальной Хребет». Верности Троекурову он противопоставил чистую, незамутненную алчность.

Эффект был мгновенным. Коалиция рассыпалась за сутки. Вчерашние союзники, боясь упустить барыши, бросились в Игнатовское с заверениями в преданности, наперебой предлагая свои земли под дорогу. Троекуров остался один. К вечеру четвертого дня он сам прислал гонца с извинениями и сообщением, что арестованный землемер освобожден «по недоразумению». Алексей его капитуляцию принимать не стал. Через гонца он передал короткий ответ: «Князю Троекурову явиться в Игнатовское для принесения личных извинений и уплаты неустойки за срыв государевых работ». Просьба обернулась приказом.

На пятый день грянул ожидаемый гром. В Игнатовское на загнанном коне ворвался официальный фельдъегерь. Сухие строки донесения, которого я ждал и боялся, подтвердили то, что уже шептали беженцы: отряд князя Долгорукого уничтожен, сам он убит. Восстание Булавина, смыв кровью царских солдат последнюю преграду, переросло в полномасштабную войну. После этого пришла записка от Брюса — он полушутя обзывал меня либо предсказателем, либо гением.

Запершись в кабинете, я встал перед тяжелой задачей. Реакция Государя предсказуема: ярость и приказ о тотальной, кровавой зачистке. Этот приказ, летящий с юга, прибудет через недели, я в этом уверен — иначе я просто не знаю Государя тогда. Нужно было действовать на упреждение. Не ждать приказа, а предложить свое решение первым, перехватив инициативу.

Всю ночь я писал. Эдакий аналитический доклад и ультиматум, облеченный в форму верноподданнического рапорта. В нем я изложил свою метафору про «перекаленный металл», объясняя причины и следствия бунта. Я доказывал, что карательная экспедиция лишь укрепит Булавина, превратив его в народного героя и мученика. Затем последовал мой план: экономическое удушение, раскол элиты, создание технологического превосходства. И в конце я просил воли.

«Дайте мне полномочия и время, Государь, — писал я, — и я решу эту проблему не силой, которая породит лишь ненависть, а умом, который принесет покорность и выгоду казне».

На рассвете мой гонец помчался на юг, в ставку Петра. В тот же день заявился Брюс. Он приехал, как грозовая туча, влекомая вестями о катастрофе. Союзник, приехавший проверить, не сошел ли я с ума.

Мы сидели в моем кабинете. О разгроме Долгорукого он уже знал — его собственные гонцы были не медленнее моих.

— Государь будет в ярости, — произнес он, глядя