Железный лев. Том 2. Юношество - Михаил Алексеевич Ланцов Страница 4

Милютин взял денег у губернатора под расписку для компенсации утраченных командировочных и отправился дальше. Долг звал.

Леонтий Васильевич Дубельт продолжал проверять слова молодого графа. В частности, те самые, в которых Лев Николаевич «нарезал» зоны европейской части державы, выделяя Волго-Камский бассейн в самый безопасный и защищенный от врага регион. Для проверки чего управляющий Третьим отделением направил аж целого профессора Императорской военной академии по кафедре военной географии для изысканий на месте и кое-каких проверок. Из-за чего Дмитрий Алексеевич уже добрые несколько месяцев катался по матушке России…

[1] Оригинальный Лев Николаевич устанавливал для себя сумму, которые он разрешал себе ежедневно проигрывать. Но в его случае это никогда не работало, он был весьма азартным, увлекающимся человеком.

[2] Здесь общество осуждает дуэль на кулаках, так как кулак, будучи частью тела, оружием не являлось. А по имеющимся обычаям драться надлежало каким-либо оружием. Речь шла только об этом.

[3] По обычаям дуэльным драться дозволялось тем оружием, которое устраивало обе стороны. То есть, теоретически — хоть на вилках, хоть на подушках, хоть на кухонных ножах. Была, конечно, устоявшаяся норма в виде парных пистолетов, которые разбавлялись саблями, рапирами или эспадронами. Но Лев был в своем праве предлагать драться на канделябрах.

[4] В 1843 году во Франции случилась дуэль между двумя дворянами, которые решили драться на бильярдных шарах, которые бросали друг в друга с 12 шагов. Один из участников погиб от удара шаром по голове. Второго судили, так как дуэли во Франции были строго запрещены. Это к вопросу о допустимости канделябров.

[5] Использование тела для нанесения дополнительных ударов во время поединка на любом холодном оружие традиционно не являлось запрещенным. Более того, этому активно обучали. Правда к середине 19 века сильные фехтовальные школы стали смещаться в спорт и там подобное было уже не актуально. Поэтому к концу XIX века ушло. Как, впрочем, и сами клинки из боевых превратились в чисто спортивные снаряды.

Часть 1

Глава 2

1845, февраль, 23. Санкт-Петербург

Николай Павлович дочитал письмо и положил его на стол, непроизвольно разгладив. После чего поднял взгляд на Леонтия Васильевич Дубельта, который терпеливо сидел и ждал.

— Значит, дуэль на канделябрах.

— Формально — да. Но сам Лев Николаевич его ни разу канделябром так и не ударил, и сам ни одной раны от оппонента не получил.

— Но в письме Дмитрий Алексеевич ясно изложил, будто бы корнета настолько избили прилюдно, что наказания сверху он очень просил не накладывать. Ни на него, ни на Льва Николаевича, которого вообще выгораживает.

— Все верно. Лев Николаевич, держа для видимости канделябр, бил корнета кулаком по лицу. Ему, если говорить по-простому — морду набили за воровство казенных денег и недостойное поведение при игре в карты. Да так, что его лицо — сплошной синяк теперь. Словно кто ногами пинал. А потом еще заставили поклясться своей честью впредь «не путать свою шерсть с государственной»[1]. Позорище. Хорошо, что это произошло не в столице. Бедный корнет бы застрелился после такого или повесился.

— А вы думаете, что в столице об этом не узнают? — вполне серьезно спросил император.

— Разумеются, узнают. Но я уже распорядился описать эту историю в газетах, выдавая его под вымышленным именем. В каждой — под своим. Специально для того, чтобы началась путаница. Новости же такого толка больше нескольких дней не живут, если их не подогревать свежими выходками. А с корнетом я поговорю, как он вернется, и, если надо, подержу его в лазарете от глаз подальше.

— Да-с… странное дело. — чуть помедлив, произнес Николай Павлович. — По хорошему-то их надо наказать, но вроде бы не за что — ни смертей, ни увечий. Да и мерзавец, который решил проиграть в карты командировочные деньги, наказан.

— Вы позволите, Государь?

— Говори.

— Я думаю, что Льва Николаевича нужно поощрить, а его предложение принять.

— Это какое же?

— Прямо запретить использовать на дуэлях оружия под страхом смертной казни. Убил на дуэли кого-то оружием — расстрел. Ранил — каторга. И там, и там — с лишением дворянского достоинства. При этом разрешить проводить поединки чести без оружия, утвердив для того новый дуэльный кодекс. По принципу: не можешь противостоять, так возглавь и поверни, куда надобно. Так, эти дурни и пар выпустят, и живы останутся. Кроме того, это позволит хоть немного отвлечь дворянство от бесконечных гулянок. Драться голыми руками мало кто из них умеет. Начнут учиться. Что всяко лучше, чем пить да по актрискам бегать.

— Воя будет… — покачал головой император.

— Так и написать в манифесте, что если Александру Македонскому, Аристотелю, Сократу, Платону и Пифагору было не зазорно, то и дворянам ущерба чести в том нет. Да-с. Мне такое предложение видится очень здравым. Получится как в поговорке: и волки сыты, и овцы целы.

— Пожалуй… пожалуй… а это что? — кивнул он на толстый томик журнала, который приволок с собой Дубельт.

— Раз мы обсуждали с вами выходку этого молодого графа, то я рискнул принести свежий январский номер журнала «Отечественные записки». Закладкой я обозначил статью Герцена, которая могла бы вас заинтересовать.

— Герцена? Этого, прости господи, болтуна и демагога⁈ — немало удивился император.

— Сам пока не знаю, с чем это связано, но он очень сильно поменял свою позицию. Прошу вас, взгляните на статью. Она весьма занимательна.

— Но какое она имеет отношение к этому графу?

— Так она о нем. Притом в совершенно вульгарном и непривычном для нас обычае, имеющем хождение только в бывших английских колониях за океаном. Называется интервью[2]. Это словно бы беседа Герцена с Толстым, записанная на бумаге в форме, близкой к пьесе…

Император взглянул на толстенный том журнала. Прямо-таки «кирпич», притом мелким шрифтом. Тяжело вздохнул и толкнул его в сторону Дубельта, дескать, так и быть — читай.

Второе приглашение управляющему Третьего отделения не потребовалось.

Он взял его.

Открыл на закладке и начал с выражением декламировать, стараясь обыграть отличия в голосах и манере речи…

— Лев Николаевич, что для вас быть дворянином?

— В далеком XV веке Иоанн Васильевич[3] начал плодить и множить дворянство как служилую корпорацию. Тех, на кого он всегда мог бы положиться в любых делах. С тех пор много воды утекло. Но главное, на мой