Военный инженер Ермака. Книга 1 - Михаил Воронцов Страница 4

За плечами — ружья с фитильными замками (ручные пищали), у пояса — сабли и ножи. В строю чувствовалась опытность. Никто не суетился, все двигались слаженно. Это явно были настоящие воины, не новобранцы, а походные казаки, много повидавшие и не раз проверенные боем.

Сибир уже близко. Я это понял по шуму и запаху. Пахло дымом и едой, доносились человеческие голоса, стуки, лязг, ржали лошади.

И через полминуты он действительно показался. Были видны бревна пятиметровой крепостной стены и сторожевые башенки. По периметру стена тянулась примерно километра на полтора.

Над стеной виднелась купольная главка с крестом и чуть поодаль вытянутый вверх татарский шатёр с полумесяцем. Церковь и мечеть. В городе, должно быть, всегда стояла мечеть, а после захвата Ермак приказал выстроить рядом с ней церковь. Вечернее солнце золотило крест и полумесяц.

Внутри, насколько я знал из истории, плоские крыши татарских строений, деревянные домики казаков вперемешку с юртами, хозяйственные постройки и многое другое. Над городом медленно поднимался дым — кто-то варил еду, кто-то работал в кузне, кто-то готовил баню.

Перед Сибиром, словно зелёные ковры, тянулись огороды. Лес заканчивался, не доходя до города километр-полтора. Вырублен, как я понял, чтобы враги не подкрались под прикрытием деревьев.

Теперь мне здесь жить.

— Пришли, — сказал Ермак, не оборачиваясь.

И тут невдалеке в лесу прогремели выстрелы.

Глава 2

— В дозоре стрельба! — крикнул один из казаков.

— За мной! — рявкнул Ермак, и мы прибавили ходу. Кони перешли на рысь. Ветки хлестали по лицу, земля мелькала под копытами. Матвей вытянул саблю, Лука прокричал кому-то из молодых казаков:

— Без команды не стрелять!

Через минуту мы выскочили к опушке. Запах пороха еще висел над кустами. Двое казаков из дозорной группы, стояли, переводя дух.

— Чего случилось? — спросил Ермак, осматриваясь.

— Татаре были, — хрипло сказал казак. — Не местные, Кучума. Несколько человек. Подошли со стороны леса, наверное, хотели к городу пробраться. Мы по ним из пищалей. Одного точно свалили, другого, может, ранили. Они не ответили. Видно, не хотели лезть в бой. Пока мы перезаряжались, в кусты и бежать. Догнать не получится, уже далеко ушли.

— Разведчики, — сказал Лука. — Совсем зачастили. Кучум, похоже, готовит большое нападение.

— Это давно известно, — хмуро ответил Ермак. — Мещеряк, Лука, усильте караулы.

Лошади пошли шагом. Мы пересекли залитый уходящим солнцем луг, огибая огороды с капустой, репой, свёклой и тыквами, мимо пастбищ, где паслись козы, вытягивая шеи к проезжающему отряду. Вдалеке, как сгнившие зубы, чернели пни — следы недавней вырубки, расширявшей пространство перед городом.

Ворота Сибира находились у самой реки, рядом с лодочной пристанью, сделанной из бревенчатых мостков и укрытых навесами из бересты. Около нее стояло множество больших лодок — казачьих стругов. Несмотря на вечер, люди продолжали работать — выносили тюки, разгружали бочки, катили колеса. Стоял привычный шум поселения: лязг железа, плеск воды, лай собак, громкие разговоры людей.

Мы слезли с лошадей и пошли сквозь ворота. Внутри город был застроен плотно. Деревянные избы, юрты, мастерские.

У самого центра Сибира бурлил рынок. Вдоль грубо сколоченных лавок и разложенных на земле пологов толпились люди: русские, местные татары, ханты, манси. Кто в кафтане, кто в шкурах, кто в пёстром халате.

На верёвках висела вяленая рыба, на бочках, прикрытые ветками от мух, лежали куски копчёного мяса. Татарин в кожаном переднике ловко орудовал топором, разрубая овечью тушу и что-то объясняя покупателю.

Дальше шли шкурные ряды — бобры, выдры, песцы, медвежьи шкуры были разложены по доскам на притоптанной земле. Возле них суетились купцы. Здесь пахло прелым мехом и солью, которой натирали шкуры от гниения. Еще дальше торговали травами — насколько я успел заметить, мятой, полынью, иван-чаем, зверобоем и другими.

Старуха в платке расставляла узелки с кореньями и шептала что-то на татарском.

Поодаль были ряды глиняной и деревянной посуды, берестяных коробов, корзин и верёвок. Лежали корыта, ложки, ковши и даже детские игрушки — глиняные свистульки и куколки из тряпок. Около этого ряда крутилось много детворы.

Церковь и мечеть находились около стены острога — внутренней крепости Сибира, огороженной таким же частоколом из бревен, что и внешние стены. Он представлял собой квадрат со стеной в шестьдесят метров. Даже над воротами, сейчас открытыми, нависли похожие сторожевые башни. Под ними стояли два хмурых казака с саблями и пищалями. Очевидно, в острог пускали далеко не всех. Всего башен было шесть — по одной на каждом углу и две — над большими воротами.

Вдруг к нам подошел старик. Лет семидесяти, с лицом коренных жителей Сибири. Лицо морщинистое, глаза запавшие, жидкая борода. Одет в темный холщовый балахон, на груди висит кожаный мешочек. На людей старик не смотрел — взгляд уставлен куда-то вниз, в землю.

Мы остановились.

— С чем ты пришел, Нельмак? — спросил Ермак. Было видно, что этого человека сейчас ему не очень хотелось видеть.

— Кум-Яхор приглашает тебя к себе, атаман, — глухо сказал старик с сильным акцентом. — Сам он прийти не может. Его не отпускают духи. С ночи он слушает голос земли и голос неба. Сидит в юрте своей, не ест, не пьёт, только вдыхает дым и слушает. Духи держат его возле себя.

— Пусть приходит, как отпустят! — хмыкнул Матвей. — Шаман вогулов находится в городе только потому, что атаман казаков ему разрешил здесь быть.

— Окажется поздно, — не поднимая головы, ответил старик. — И еще он просил привести с собой казака по имени Максим Задумчивый. Того, кто только что был мертв. И пусть его сопровождают сильные воины.

Ермак и Матвей переглянулись.

— Вот оно что, — покачал головой Матвей. — И откуда он узнал о том, что случилось?

— Идем, — сурово сказал Ермак.

Он кивнул Луке, и тот, заметно помрачневший, вместе с двумя казаками отправился следом за атаманом и мной. Причем шли они так, будто я стал задержанным.

Нельмак остался на месте.

Недалеко от стены, на пустом пятачке стояла одинокая юрта. Над ней висел легкий дымок, а у порога сидела старая женщина и что-то перетирала в деревянной ступке. Она подняла глаза, посмотрела на Ермака и ничего не сказала.

— Жена, —