На Литовской земле - Борис Владимирович Сапожников Страница 32

С Рюриковичами великих князей литовских роднила дочь Витовта от второй жены Анны, Софья Витовтовна, жена великого князя московского Василия и мать Василия Васильевича, прозванного Тёмным, ослеплённого Дмитрием Шемякой и его присными Иваном Можайским и Борисом Тверским. Конечно, ветвь Скопиных-Шуйских даже близко не подходила к царской, однако даже такое эфемерное родство имело значение.

На самом деле сказанное Сапегой было просто чудовищной крамолой. Это уже не просто рокош — законное право всякого шляхтича на мятеж против короля, если оный шляхтич и его единомышленники считают свои права и золотые шляхетские вольности попранными тем самым королём. Нет, слова Сапеги это не рокош — это уже измена, потому что намёк на моё, пускай и дальнее, и эфемерное родство с Витовтом имеет куда более далекоидущие последствия.

— Вы моим именем желаете разорвать все унии с Короной Польской? — снова напрямик, как не привык, наверное, хитрый канцлер, поинтересовался я. — И посадить меня на престол в Вильне? — добавил я, не дав ему опомниться.

— Никто из нас не вправе претендовать на титул великого князя, — осторожно ответил Сапега, — ибо мы не в родстве с Гедиминовичами, в отличие от вас, Михаил Васильич.

Стать великим князем литовским — весьма заманчивая перспектива, вот только все эти сидящие в удобных креслах паны никогда не дадут мне реальной власти. Все они мечтают об одном, сделать меня своей марионеткой, чтобы плясал и болтал, что нужно им, когда они будут дёргать за ниточки. А если всё пойдёт плохо, то меня же можно будет и продать королю, потому что я чужак, ни с кем не связан, и более того присвоил себе титул, на который прав не имею. Тогда-то моё родство с Витовтом будет уже не в счёт. Красиво задумано, вельможные паны, да только я всегда могу отказаться, и уехать в Москву.

Но что ждёт меня там? Окончательная опала за невыполненное поручение от государя. А если и не она, так не мне, но всему Русскому царству по весне туго придётся. Сигизмунд снова пойдёт с великими силами, и литовские магнаты поддержат его деньгами и солдатами, ведь слухи и доносы об их собраниях до Варшавы доберутся точно, и они будут всеми силами демонстрировать лояльность королевской власти. Пускай Сигизмунд идёт на Москву, лишь бы на них внимания лишнего не обращал. А выдержит ли Русское царство двойную интервенцию сейчас, когда армия истощена Московским побоищем и была распущена без должной оплаты, когда шведы взяли Новгород и треплют наши северные земли, когда власть царя слаба как никогда, а в самой Москве только и ждут изменники-бояре. Очень сильно сомневаюсь, что выдержит. Даже мне тогда будет не под силу спасти Отечество, не чудотворец же я в конце концов. А значит надо соглашаться, вот только если все эти вельможные паны считают, что я стану играть по их правилам, стану удобной марионеткой и разменной фигурой в их игре с королём, то они очень сильно заблуждаются. Им, в отличие от своего государя, каким бы он ни был, я ничего не должен, и потому руки мои развязаны, я могу творить тут всё, что хочу. Как говорится, я здесь проездом, и на литовском престоле задерживаться не собираюсь. Моё место в Москве, рядом с царём, и никак иначе. Но если сейчас я могу послужить государю и Отечеству здесь, на литовской земле, так тому и быть.

Затеять смуту в стане врага — лучше не придумаешь. Даже если ничего из этой затеи не выйдет, и мы потерпим неудачу, а я расстанусь с головой где-нибудь в Варшаве, это уж точно сорвёт планы весеннего похода короля на Москву и подарит Русскому царству и моему дядюшке, по крайней мере, год мира с ляхами. Я на это очень сильно надеялся.

— Да и для вас, пан Михал, — поддержал Сапегу Януш Радзивилл, — это будет наилучший выбор. Вас не обласкали за победу над Жигимонтом под стенами Москвы, и за прежние тоже. Ваш государь и родич не спешит ценить заслуги тех, кто действительно верен ему и сражается за него. Но всё же вы не измените ни ему ни Отечеству вашему, коли примете венец великого князя литовского. Ведь не на Москву вы полки двинете, но на Варшаву для борьбы с общим врагом нашим Жигимонтом Польским.

Ох и гладко же стелет Януш Радзивилл, да жёстко спать будет, тут я уверен на все сто.

— И всё же слишком молод я, — снова попытался отказаться я, — кто же примет такого юного князя?

— Когда в его поддержку выскажется великий гетман литовский, — принялся перечислять Сапега, — великий канцлер литовский в моём скромном лице, виленский воевода и виленский каштелян, кто же посчитает вас, Михаил Васильич, слишком юным для княжеской короны?

Красиво подвёл — ничего не скажешь. Мол, без нас ты никто и звать тебя никак. Намёк более чем ясный, можно сказать, прямой.

— Что требуется от меня? — поинтересовался я.

До конца я ещё не решился идти на такой шаг. Я снова оказался на распутье, словно вернулся на несколько месяцев назад, во время триумфального возвращения в Москву после побоища с ляхами. Тогда я имел все шансы свергнуть дядюшку, запереть его в монастырь и самому надеть на голову шапку Мономаха. В тот раз я шанс свой на престол упустил, решил, что не нужна Русскому царству новая смута. Но литовской земле я ничем не обязан, как и всем этим Радзивиллам с Ходкевичами и уж точно ничем не обязан Сапеге, стоявшему, уверен, за амбициозным планом Сигизмунда, приведшего польского короля под стены Москвы. Здесь уж я могу куролесь как душе угодно — ничто не держит, что называется.

— Лишь высказать нам, собравшимся здесь, — ответил Ходкевич, — своё прямое и недвусмысленное согласие.

Я поднялся на ноги, окинул взглядом всех их, оставшихся сидеть. Лишь Кшиштоф Радзивилл-младший встал вместе со мной и чтобы сгладить неловкость, подкинул пару полешек в камин, после чего уселся обратно.

Честно говоря, чувствовал я себя прямо на как вступительных экзаменах. Сидит такая вот комиссия важных дяденек и тётенек, правду тут одним дяденьки, и смотрит на тебя. Давай, мол, покажи, на что способен, вьюнош, а мы поглядим на тебя и оценим подходишь ты вообще или лучше тебя в три шеи погнать.

— Я выражаю прямое и недвусмысленное согласие принять корону великого князя литовского по праву родства с князем Витовтом, — заявил я, стараясь одновременно смотреть им всем в глаза. — Но и от вас, панове, желаю получить гарантии.

— Какие