Инженер Петра Великого 7 - Виктор Гросов Страница 30

Первым и главным вызовом стала оболочка. Моя первоначальная идея о пилотируемом аппарате, способном поднять меня и несколько бомб, разбилась о суровую реальность, как только беглый подсчет показал: для этого потребуется купол чудовищных размеров, на который у нас нет ни материалов, ни времени. Пришлось на ходу резать осетра. План изменился: вместо пилотируемого монстра мы строили уменьшенный, беспилотный прототип с задачей провести разведку (если получится взять в корзину человека) и сбросить один-единственный, но самый мощный зажигательный заряд.

Материал для оболочки скребли по всему лагерю. В ход пошли трофейные шелка, офицерские простыни, шатры и даже знамена. Хоть это и вызвало глухой ропот, приказ есть приказ. И все же собранного оказалось ничтожно мало, поэтому основу нашего «пузыря» составили сотни пустых мешков из-под муки и сухарей — ткань грубая, тяжелая, но единственно доступная в нужном количестве.

Работы по пошиву возглавил старый, толковый фельдфебель из интендантской службы, Матвеич, всю жизнь латавший солдатские мундиры и палатки. Получив четкие инструкции, он взялся за дело с усердием муравья. В огромной «швейной мастерской», день и ночь скрипели иглы: сотни солдат, отложив мушкеты, переквалифицировались в портных. Сшитые из разномастных лоскутов полотнища напоминали одеяло нищего гиганта. Каждый шов и заплатку затем тщательно, в несколько слоев, пропитывали горячей смесью из сосновой смолы, воска и топленого бараньего сала. В лагере стоял густой, едкий чад, но результат того стоил. В итоге получалась уродливая, тяжелая, но на удивление прочная и, главное, практически герметичная ткань. Один минус: наш будущий аппарат стал горюч, как пороховая бочка. Одна шальная искра — и все труды превратятся в огненный шар. И это минус в какой-то момент даже перевесил плюсы. Но по размышлении, я все же решил оставить все как есть — просто не нашел иной идеи.

Параллельно шла работа над сердцем аппарата — горелкой, которой я занимался лично. От первоначальной идеи сложной форсунки (хотел использовать технический спирт распыляемый под давлением) пришлось отказаться: в походной кузнице не было ни инструментов, ни материалов для такой тонкой работы. Решение, как и в случае с оболочкой, оказалось примитивным и эффективным. Кузнецы, ругаясь на чем свет стоит, согнули из нескольких листов трофейного железа большую, широкую жаровню. Про себя я окрестил ее «Сердце Дракона». Никакого распыления, никакого давления. Внутрь этой плошки укладывался толстый слой пакли, щедро пропитанной смесью спирта и сала. При поджигании она давала ревущий столб огня. Нерегулируемый, опасный, работающий по принципу «включил и молись», зато способный за считанные минуты нагреть сотни кубометров воздуха.

Вооружение для нашего «Вознесения» тоже было штучным товаром. Я отобрал самый легкий из оставшихся зарядов «Дыхания Дьявола». В его корпус мы встроили простой механизм сброса: к бомбе крепилась веревка, второй конец которой был привязан к бикфордову шнуру на подвесной корзине. Расчет был прост: по мере горения шнура огонь дойдет до веревки и пережжет ее. Бомба полетит вниз. Ночами я пытался рассчитать время падения и горения шнура, учесть высоту, скорость ветра и еще десяток неизвестных переменных. Это была стрельба из пушки по воробьям с завязанными глазами, но другого выхода не было. С другой стороны — сто тысяч — попробуй тут промахнуться. Но надо было попасть только в одного человека, причем эффектно, возбуждая страх в армии врага.

Разумеется, вся эта лихорадочная и странная деятельность не укрылась от Анри Дюпре. Он с пытливым умом инженера требовал объяснений. Однажды вечером он подошел ко мне, когда я проверял прочность одного из пропитанных смолой полотнищ.

— Мсье Петр, — начал он через толмача, — я вижу, вы затеяли нечто грандиозное. И, как инженер, сгораю от любопытства. Не скрою, я также вижу огромные риски в вашей конструкции. Возможно, мой опыт мог бы быть полезен.

Оторвавшись от работы, я посмотрел на него.

— Анри, я ценю ваше предложение. И ваш опыт, без сомнения, бесценен. Но вы должны понять, — я сделал паузу, подбирая слова, — наш контракт — это договор о работе, а не о доверии. Доверие зарабатывается делами. И временем. Вы все еще подданный французского короля, а этот проект имеет высшую государственную важность для Российской Империи. Я не могу посвятить вас в детали. И не буду. Пока. Надеюсь на ваше понимание.

Он выслушал перевод, и на его лице не отразилось ни обиды, ни разочарования. Лишь кривая усмешка.

— Я понимаю, мсье. Лучше, чем вы думаете. — Он кивнул в сторону швейной мастерской. — Но позвольте один совет… как инженер инженеру. Что бы вы ни строили, помните: машина всегда честнее человека. Она либо работает, либо нет. И она не прощает ошибок в расчетах.

С этими словами он развернулся и ушел. Дюпре понял, что пока останется наблюдателем, а я получил подтверждение, что его мозг не дремлет.

Через трое суток лихорадочной работы наш первенец был готов. Он лежал на земле огромной бесформенной кучей, уродливый, пестрый, пропитанный смолой шар, напоминавший тушу диковинного зверя. Для финальных испытаний я выбрал глубокую, скрытую от посторонних глаз лощину к которой мы подошли на исходе дня. Безветренная и темная ночь казалась идеальной. Сгрудившись на склонах, солдаты затаили дыхание. В воздухе витал их возбужденный шепот — ожидание чуда.

В центре расстеленной оболочки застыл «Леший». На его бронированной крыше, по моему приказу, смонтировали «Сердце Дракона» — нашу гигантскую жаровню. Теперь он был мобильной стартовой площадкой, маткой для нашего огненного змея. Я сам поднес к пропитанной спиртом пакле тлеющий фитиль. Глухо ухнуло, и из жаровни вырвался ревущий столб оранжевого пламени, на мгновение озарив испуганные и восторженные лица солдат. В глубине души я волновался, ведь если полыхнет, то сгорит как салфетка на ветру.

Воздух внутри уродливого мешка раскалялся. Медленно, нехотя, расправлялись складки на оболочке — шар оживал. Сначала он надулся, превратившись в приземистый холм, затем задрожал и, наконец, с натужным скрипом просмоленной ткани начал отрываться от земли.

— Держать! — рявкнул я.

Десятки солдат, вцепившись в привязанные к основанию веревки, с трудом удерживали рвущуюся в небо махину. Невероятное зрелище: сшитый из мешков и знамен, просмоленный, неуклюжий, он все же летел! Поднимаясь все выше, он завис на высоте нескольких десятков метров, тускло поблескивая в свете собственного пламени. Живое доказательство того, что мой самый безумный план имел право на существование.

Я сам не верил в то, что получилось.

По склонам лощины прокатился многоголосый вздох, полный суеверного ужаса и восторга. Солдаты крестились, кто-то падал на колени,