Гнев Несущего бурю - Дмитрий Чайка Страница 29

— Ты сделаешь так, чтобы больше никто и никогда не смог разглядеть моих грязных ног, — невесело усмехнулась Феано. — Ты считаешь, что я полная дура? Думаешь, я сама не понимаю этого? Научи меня вести себя, как госпожа, и ты увидишь, что я умею быть благодарной. Ты ведь даже не представляешь, что меня ждет в скором времени.

— Почему это я не представляю? — усмехнулась рабыня. — Тебя замуж за какого-то царя хотят отдать. Для чего бы тебе еще языки учить и грамоту? Кстати, я сама говорю и пишу на аккадском, на языках хеттов и ханаанев. Знаю про их обычаи и про то, как они ведут дела. Могу кое-что подсказать. Тут у владык много жен и наложниц. Если не хочешь стать одной из многих, нужно стать не такой, как все.

— Какой нужно быть? — жадно спросила Феано, которая и сама смутно догадывалась об этом.

— Нужно быть не только женой, но и верным союзником своему мужу, — пояснила царица. — Чтобы был хотя бы один важный вопрос, в котором он мог бы опереться на тебя. И тогда, поверь, тебе будет плевать, сколько лет его новой наложнице. Ты все равно останешься самой любимой и желанной из всех. Но эта задача не для кичливой деревенщины, девочка. Твоя судьба — сиять год-другой, родить никому не нужное дитя, быстро отцвести, а потом доживать свой век всеми забытой, в кругу таких же злобных, завистливых гусынь.

— Я ни за что не буду жить так, — отчеканила Феано. — Лучше в петле удавлюсь. Ты услышала мое предложение, Асия. Договор?

И она протянула своей рабыне ладонь. Феано, лицо которой сейчас напоминало прекрасную каменную маску, страшно жалела, что показала слабость. Но сделанного уже не вернуть. Бывшая царица внимательно посмотрела на свою хозяйку, словно не узнавая, а потом решительно пожала руку в ответ. Она, прожившая непростую жизнь, пребывала в полнейшем недоумении. Та, кого она ненавидела всей душой, сегодня смогла изрядно ее удивить. Что же, ей будет что доложить госпоже…

* * *

— Кис-кис-кис… — я приманивал котейку, а он не шел ни в какую.

Пегий разбойник смотрел на меня подозрительно и недоверчиво дыбил шерсть. Тут, на Кипре, коты живут рядом с людьми с незапамятных времен(1), но они все равно какие-то диковатые. Мышей ловят, но здешним детям и в голову не приходит потаскать их за хвост, ибо чревато. Это скорее отношения партнеров, чем хозяина и домашнего питомца. Люди поставляют кошкам мышей, а кошки их едят. И чем лучше они ловят мышей, тем лучше живут люди. Так что еще большой вопрос, кто кого приручил. Потому коты ходят здесь важные, а залезть на руки и душевно помурлыкать им и в голову не приходит. Обидно!

— Найдите маленьких котят и принесите во дворец, — приказал я. — Поить молоком, потом постепенно давать свежую рыбу. Пусть приучаются к людям.

Главный писец Акамант проглотил слюну и, не моргая, сделал пометку в пергаменте. Он давно уже отучился удивляться. Особенно сейчас, когда в засушливой долине Месаория впервые появилась вода. Да, в тирании и божественном статусе есть немало плюсов. Например, можно из тысячи квадратных километров плодородной земли забрать себе в теменос всю тысячу, и никто и слова не посмеет сказать. Можно пригнать несколько сотен человек и заставить их копать канавы, в которые потом уложили большие глиняные трубы. Через каждые двести шагов каменщики сделали небольшую цистерну-накопитель, она же колодец, плотно закрытый крышкой. В нашей ситуации позволить реке просто впадать в море — безумное расточительство. На Кипре — каждая капля воды на вес золота(2).

Здесь будут разбиты мои сады. Инжир, миндаль, олива, виноград и гранат — это святое. На Кипре все это великолепие само растет, не требуя полива. Я же хочу фисташку высадить и финиковые пальмы, благо климат почти что позволяет. Здесь, около Энгоми — еще не факт, а вот на крайнем юге, у Китиона финиковая пальма приживется точно. Это дерево не любит холод, зато любит воду, потребляя ее по два ведра в день. Посмотрим. Получится, значит получится. Нет, так нет. Долго ли срубить. Я же не крестьянин, который трясется над каждым клочком земли. Я могу позволить себе небольшие эксперименты.

На Кипре растут дикие груши. Они мелкие и очень терпкие. Есть здешние груши можно, но удовольствия от этого никакого, потому как сырые они почти несъедобны. Рот вяжет невыносимо. Их приходится варить или запекать, чтобы они стали хотя бы чуточку слаще. Груши из Ханаана куда вкуснее, и мне уже привезли полсотни саженцев в глиняных горшках. Тоже не блеск, но их хотя бы можно откусить. В садах микенских царей издревле выращивают айву. Ее мне привезли тоже, как и кизил, и дикую вишню из Тархунтассы. Слив, персиков и апельсинов в этом времени нет и в помине. Многих видов ягод и фруктов еще просто не существует, ведь они — игра случая, природные гибриды, возникшие из-за переопыления. В Китае точно есть мандарины и яблоки, да только где тот Китай…

Из Египта к нам приехал арбуз. Он маленький, совершенно несладкий, а его семечки египтяне едят так же, как в мое время ели тыквенные. Сладких сортов тут нет, но ведь нужно же с чего-то начинать. Семена дыни привез Кулли из Вавилона. Дыни там выращивают издревле, но они мелкие, продолговатые и водянистые. По виду и вкусу напоминают большой огурец. Их даже едят с солью. И арбуз, и дыню используют скорее как источник воды, ибо вкус у них, мягко говоря, невыдающийся. Здешняя морковь больше похожа на репу, а капуста не имеет привычного кочана, одни листья. В общем, работой мои будущие мичуринцы на ближайшие столетия обеспечены.

— И грецкого ореха тут тоже нет, — привычно бурчал я. — Вот ведь подлость какая! Живу в Греции, а грецкого ореха нет. Непорядок! Я бы такой сациви сделал! Просто пальчики оближешь. Кстати, о сациви!

Я повернул в сторону загона, где под надежной охраной поселилось два десятка цесарок. Их привез из Египта Рапану. Ему, поставившему на откат самого визиря, теперь было можно многое. Надо сказать, цесарки и в Египте — штука довольно редкая. Это ведь баловство для богачей, которые могут позволить себе изводить зерно на свои прихоти. Люди попроще предпочитают гусей и уток, которые кормятся сами на нильском