Врач из будущего - Андрей Корнеев Страница 27

Та пожала плечами.

— Померила на рассвете. Тридцать восемь и пять. Упала.

В ушах у Ивана зазвенело. Он услышал, как Сашка с силой выдохнул за его спиной. Миша протер очки.

— Упала? — недоверчиво переспросил Иван. Он ожидал всего чего угодно. Смерти, резкого ухудшения. Но не этого.

— Упала, — подтвердила Клава. — И даже в сознание ненадолго приходила. Воды попросила.

Это было маленькое, хрупкое, но ЧУДО. Сырой, неочищенный, рискованный бульон сработал. Антибиотик работал.

Эйфория, похожая на вчерашнюю, снова попыталась захлестнуть его. Но Иван тут же задавил ее в себе. Врач-диагност брал верх над мечтателем.

Он внимательно осмотрел Таню. Да, температура упала. Но общее состояние оставалось критическим. Бледность кожных покровов была смертельной, как у трупа. Слабость — абсолютной. Когда он приподнял ее веко, зрачок медленно среагировал на свет, но в глазах не было осознанности, лишь туман агонии.

«Работает, но недостаточно, — холодно констатировал он про себя. — Концентрация активного вещества слишком мала. Мы вводим микродозы, которые лишь слегка сдерживают рост бактерий, но не уничтожают их полностью. Нет возможности создать постоянную концентрацию в крови. Организм истощен до предела, у него нет сил бороться даже с ослабленной инфекцией».

Он отошел от койки и жестом подозвал группу в угол палаты.

— Это не победа, — тихо, но четко сказал он. — Это отсрочка. Температура упала, потому что мы нанесли первый удар. Но бактерии оправятся. Иммунитета у нее нет. Все может вернуться.

— Но Клавдия сказала она просила воды ночью! — не сдавался Сашка, его лицо светилось. — Значит, лучше!

— Значит, ей было достаточно сил на глоток, — жестко парировал Иван. — Это ничего не значит. Нам нужно больше препарата. Лучшего качества. И вводить его нужно регулярно, каждые несколько часов.

Они смотрели на него, и эйфория в их глазах медленно угасала, сменяясь пониманием масштаба задачи. Они выиграли один бой. Но война с тифом только начиналась.

Следующие несколько дней слились в одно напряженное, изматывающее действо. Их жизнь превратилась в бесконечный цикл: учеба — больница — подвал — дежурство — сон по два часа.

Они организовали график дежурств у постели Тани. Катя, с ее аккуратностью, вела подробный журнал наблюдений: температура, пульс, частота дыхания, малейшие изменения в состоянии. Она сидела у койки часами, с тетрадью на коленях, ее лицо было сосредоточенной маской ученого.

Сашка взял на себя роль охранника и добытчика. Он караулил у входа в подвал во время их работы, находил способ «достать» то немного сахара для питательной среды, то несколько новых колб, то лишние ватно-марлевые повязки. Его неуемная энергия и умение договариваться оказались бесценными.

Но главные события разворачивались в их подвальной лаборатории. Миша, этот чудаковатый гений, был на подъеме.

— Я проанализировал состав питательной среды! — объявил он однажды ночью, его глаза за толстыми стеклами очков горели фанатичным огнем. — Мы использовали стандартный бульон. Но если добавить дрожжевой экстракт и увеличить аэрацию… — Он показал на хитроумную систему из велосипедного насоса и стеклянных трубок, которую соорудил для насыщения раствора кислородом. — Выход пенициллина можно увеличить в три раза!

Иван, наблюдая за ним, испытывал странную смесь гордости и страха. Миша опережал время. Его интуитивные прорывы в методике культивации были гениальны. Но каждое такое усовершенствование делало их эксперимент еще более опасным. Чем больше они производили, тем сложнее было скрывать их деятельность.

Терапия Тани стала их главным фокусом. Каждые шесть часов, днем и ночью, кто-то из них пробирался в палату и вводил новую дозу их «препарата». Картина была всегда одинаковой, как в проклятом цикле.

После инъекции, через пару часов, наступало временное улучшение. Температура снижалась на полградуса, иногда на градус. Таня иногда даже открывала глаза, пыталась что-то сказать. Один раз она даже узнала Катю. Эти моменты дарили им призрачную надежду.

Но затем, неизменно, к утру или к вечеру, температура снова ползла вверх. 38.7. 39.2. 39.5. И с ней возвращалась та самая, нагоняющая на Ивана ужас, интоксикация. Появлялась легкая желтушность склер — признак токсического поражения печени их неочищенным бульоном. У девушки начиналась рвота.

— Это не тиф, — мрачно констатировал Иван, изучая записи Кати. — Это реакция на примеси. Наш «пенициллин» ее медленно травит. Мы находимся на острие ножа. Слишком маленькая доза — не подействует на тиф. Слишком большая — убьет ее нашей же отравой.

Они балансировали между спасением и убийством. И с каждым днем, с каждой инъекцией, моральная нагрузка на каждого из них становилась все невыносимее.

Опасность пришла оттуда, откуда ее не ждали. Не в лице бдительного чекиста или доносчика-студента, а в образе пожилого, вечно недовольного завхоза Степаныча.

Это случилось глубокой ночью. Иван и Миша возились с новой партией питательной среды. Катя дежурила у Тани. Сашка, как обычно, стоял на шухере у черного хода.

Вдруг снаружи, совсем рядом, раздался грубый окрик:

— Эй! Кто там? Свет у вас горит! Не положено!

Сердце Ивана упало в пятки. Это был голос Степаныча. Он метнул взгляд на Мишу. Тот замер с колбой в руках, его лицо вытянулось от ужаса. На столе стояли их самодельные аппараты, чашки Петри с цветущей плесенью, пузырьки с мутными жидкостями. Приговор в одном взгляде.

В голове у Ивана пронеслась мысленная картина: ОГПУ, допросы, обвинение в шпионаже и вредительстве, расстрел. Всего один старый завхоз — и конец.

Но тут дверь скрипнула, и внутрь просунулась голова Сашки. Его лицо было сосредоточено.

— Степаныч! — громко и радостно сказал он, отвлекая внимание. — Это мы! Студенты!

— Какие еще студенты ночью в подвале? — заворчал завхоз, пытаясь заглянуть за спину Сашки.

— Да крыс ловим! — без тени сомнения выпалил Сашка. — Для кафедры биологии! Опыты ставят, борьба с переносчиками заразы! Вам же лучше, Степаныч, порядок наводим!

Пока Сашка вел эту дурацкую, но блестящую в своей простоте атаку, Иван и Миша бросились прятать улики. Две секунды паники, и они сгребли самое ценное оборудование в большой ящик, стоявший в углу. К счастью, он был заполнен почти доверху солеными огурцами для больничного склада. Колбы и чашки Петри с глухим стуком утонули в рассоле и огурцах.

— Быстро! — прошипел Иван.

Миша, схватив пустую бутылку из-под спирта, который они использовали для стерилизации, вылил остатки на свою рубашку и гимнастерку, размазал по лицу. Потом плюхнулся на пол в самом темном углу, задрал ноги и