Инженер Петра Великого 7 - Виктор Гросов Страница 27

интриги и политику двуличия. Дюпре был полезен, но опасен. Слишком много видел, слишком много знал. И в любой момент мог стать фигурой в чужой игре, направленной против самой Порты. Визирь не раз ловил себя на мысли, что от этого ценного «союзника» пора избавляться. Но как? Убить — навлечь гнев Парижа. Выслать — признать недоверие и испортить отношения.

И вот проблема решилась сама собой. Так изящно, так своевременно. Руками русских. Теперь можно, не рискуя ничем, разыгрывать карту оскорбленной добродетели, требовать, негодовать, давить на французского посла. Пленение Дюпре из проблемы превратилось в превосходный дипломатический инструмент.

А то, что он может выдать русским какие-то секреты… Визирь снова усмехнулся. Да пусть рассказывает. Пусть этот шайтан Смирнов думает, что заполучил ключ к их обороне. Все, что знал Дюпре, — вчерашний день. Каменные стены, расположение пушек. Он не знал и не мог знать о настоящей силе Османской империи, что разворачивалась здесь, на западе. Силе, перед которой все фортификационные ухищрения — не более чем пыль под копытами коней правоверных.

Хотя… мелькнула тревожная мысль. Что, если этот Смирнов, этот русский колдун, сумеет не просто вытянуть из Дюпре старые секреты, но и… переманить его? Если предложит французу нечто большее, чем деньги или свободу? А ведь сам Визирь бещал ему огромные богатства, жаль этот Анри не прельстился. Себе на уме, франк.

Визирь отбросил эту мысль как наваждение. Сейчас Дюпре — лишь карта в его руках. И эту карту он разыграет, как и подобает Великому Визирю. Потеря Азака — досадная, болезненная пощечина, но не более чем отвлекающий маневр в великой партии, которую он вел. Главная игра разворачивается здесь. И в этой игре он уже почти поставил мат московскому царю. А пленение одного высокомерного француза — лишь приятная неожиданность.

Размышлениям Великого Визиря не суждено было продлиться: полог шатра вновь откинулся. На пороге возникла фигура — полная противоположность первому, изможденному гонцу. Высокий, поджарый, в добротной коже степняка, он двигался уверенно. Один из лучших лазутчиков крымского хана Девлет-Гирея, прикомандированный к штабу, поклонился и, не дожидаясь вопросов, начал доклад.

— Великий паша, вести с северо-запада! — чистый и звонкий голос лазутчика смыл остатки тягостной атмосферы после вестей об Азаке. — Газель сама забрела в ущелье, где ее уже поджидает лев.

Визирь слегка приподнял бровь, безмолвно приглашая продолжать.

— Заманенные сладкими речами господаря Кантемира, московский царь и его гвардейский авангард переправились через Днестр, — докладывал лазутчик. — Весенняя распутица обернулась для них тюрьмой. Земля под ногами, превратившись в бездонное болото, топит их пушки, повозки и коней. Отрезанные от основных сил на том берегу, они лишены всякого снабжения.

Он сделал паузу, давая слушателям в полной мере оценить масштаб успеха.

— Воины хана — это рой ос, паша. Мы жалим, пока бык не падет от бессилия и яда. Каждый день мы перехватываем их обоз, вырезаем отбившихся, сжигаем то немногое, что они пытаются подвезти. Лошади их падают от бескормицы, солдаты едят коренья и кору. Ропот в их стане слышен за версту.

В этот момент к Визирю зашел Ага, который хотел обратиться к нему, но остановился, слушая доклад гонца. Али-паша чуть поморщился, вновь увидев главу янычар. Наверняка тот зашел для того, чтобы убедить его в том, что Капудан-паша не верен империи.

— А сам царь? Что московский царь? — нетерпеливо спросил Ага.

Лазутчик позволил себе кривую усмешку.

— Сам Аллах отвернул от него свой лик. Разгневанная река поглотила его жену, и теперь душа царя гяуров черна от горя. Он сидит в своем шатре и не видит ничего вокруг. В решающий момент их армия осталась без головы.

В шатре стало тихо. Главный враг заперт в природной ловушке: голоден, деморализован, а его предводитель раздавлен личной трагедией. Победа была так близка, что, казалось, ее можно потрогать.

— Хвала Всевышнему! — прошептал Ага янычар. — Осталось дождаться, когда этот перезревший плод сам упадет нам в руки! Стянуть кольцо и перебить их всех до единого! С юга и запада их подопрет наша армия, с северо-востока ударит конница хана. Это ловушка, из которого нет выхода!

Торжествующий настрой Аги, однако, не передался лазутчику. Тот кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Есть еще кое-что, Великий паша. Нечто… странное.

Визирь вскинул на него вопросительный взгляд.

— От Азака, наперерез степи, прямо на запад движется отряд московитов. Небольшой, сабель не более пяти тысяч, но скорость его нечеловеческая, невзирая на грязь. В центре их отряда движется нечто невиданное: «Шайтан-арба», как зовут ее наши воины. Железное чудовище, которое ползет на собственном брюхе, подобно змее. Изрыгая дым и пар, оно тащит за собой тяжелые пушки и не знает усталости. И командует этим отрядом тот самый колдун, что взял Азак. Смирнов.

В шатре снова воцарилась тишина, на этот раз — тревожная. Образ инженера-колдуна, творца нечестивых огней и дьявольского воя, был еще слишком свеж — теперь он со своим железным монстром мчался сюда.

— Сведения эти подкрепляются донесением от передового разъезда Девлет-Гирея, что ведет наблюдение к востоку, — продолжил лазутчик уже более серьезным тоном. — И самое непонятное, паша… У этого Смирнова не могло быть вестей о беде его царя. Ни один гонец не проскакал бы так быстро. Словно этот шайтан не знает, а чует кровь своего повелителя на расстоянии, как стервятник — падаль за сотни верст. Он идет как по зову темных сил.

— Он чует, шайтан, — глухо проговорил Ага неуверенно. — Чует, что его царь в капкане, и спешит на выручку.

Великий Визирь смотрел на карту, где тонкая нить Прута уже обвивала шею русской армии, и мысленно прокладывал маршрут нового, неожиданного врага. Идеальный расчет. Безупречный план. И одна-единственная деталь, не подчиняющаяся никакой логике. Смирнов. Этот человек не следовал правилам — он создавал свои.

— Значит, он строит дьявольские машины, говорит с ифритами, что доносят ему вести, — процедил Визирь сквозь зубы. — Тем хуже для него.

Появление этого колдуна в самый разгар триумфа грозило превратить выверенную партию в хаос. Но Великий Визирь не был бы собой, если бы позволил одной-единственной фигуре опрокинуть всю доску.

Лицо Аги янычар окаменело. Он вперил в Визиря взгляд, в котором горел фанатичный огонь воина, наконец-то узревшего ясного, осязаемого врага.

— Знак! Это знак! — прогремел он. — Всевышний сам посылает этого колдуна нам в руки! Встретим его в чистом поле! Десять тысяч сабель сметут его! Мы растопчем