Инженер Петра Великого 7 - Виктор Гросов Страница 26

Он замолчал, сотрясаемый дрожью. В шатре воцарилась тишина.

Первым ее расколол холодный голос Аги янычар.

— Ты прикрываешь малодушие воинов россказнями о джиннах, когда причина поражения — в их ослабевшей вере! — отрезал он, не глядя на гонца. Взгляд его был устремлен на представителя флота. — А ты, — он вперил палец в трясущегося сановника, — скажи мне, чего ради флот падишаха без дела стоит у берега? Почему ты не запер гяуров в гавани? Почему не обратил их в пепел⁈

Представитель флота вздрогнул, но рассказ гонца дал ему опору. Ведь не он первым сказал эти вести, хотя и пришел сюда для этого. Окружение Визиря уже было в курсе, как и Ага, о поражении под крепостью, именуемом северянами Азовом. Он выпрямился, и в его голосе зазвучали оправдательные, чуть ли не истерические нотки.

— Мы не могли, Ага! Это не выдумки! Истинное колдовство, которому не может противостоять правоверный! Мои люди охвачены священным ужасом! Они отказываются входить в воды, оскверненные нечистыми духами! Любая попытка приблизиться к Азаку ночью встречается этим адским воем, что разносится над морем, а небо снова озаряется дьявольским светом! Мы уже потеряли два дозорных судна, пытавшихся подойти ближе! Их машины изрыгают огонь, прожигающий борта! Мои люди на коленях молят Аллаха о защите, а ты требуешь, чтобы я вел их в пасть к шайтану?

— Трусость всегда найдет себе благочестивое оправдание, — прорычал Ага. — Твои матросы боятся теней, пока наши братья гибнут на суше! Боюсь, этот страх перекинется на всю армию!

— Они боятся не теней, а гнева Всевышнего, который попустил это злодеяние! А ты, похоже, не боишься ничего, раз смеешь называть знамения свыше «россказнями»!

Их спор грозил перерасти в открытую ссору, но Великий Визирь поднял руку. Одного этого жеста хватило, чтобы оба военачальника умолкли. Али-паша медленно поднялся, подошел к гонцу и положил ему руку на плечо.

— Ты свободен. Иди, отдохни и поешь. Твоя служба окончена.

Когда гонца вывели, Визирь с непроницаемым лицом обернулся к своим командирам.

— Страх — такое же оружие, как сабля или пушка, — произнес он. — Этот гяур-инженер, похоже, владеет им в совершенстве. — Он перевел тяжелый взгляд на представителя флота. — К доблести твоих моряков мы еще вернемся. Когда пыль уляжется. Сейчас есть дела поважнее.

Представитель Капудан-паши затаил дыхание. Этот разговор добром для него не кончится. А Великий Визирь уже думал о том, что одна проигранная битва на юге — ничто по сравнению с той великой победой, что уже почти созрела здесь, на западе.

Едва за пологом шатра стихли шаги удаляемого гонца, как Ага янычар, не сдерживаясь, гневно заявил:

— Позор! — его голос гремел. — Нечестивцы глумятся над нами, а наш флот прячется за островами, как стая напуганных чаек!

Обернувшись к Визирю, он вперил в него пылающий взгляд. Представитель Капудан-паши осторожно заявил:

— Есть вести еще горше. Гяуры захватили Шевалье Дюпре, французского инженера…

Эта новость заставила Али-пашу, только что вернувшегося к своему месту, замереть. Он медленно обернулся; лицо его было лишь холодной, вопрошающей маской.

— Француз? — переспросил он, словно не расслышав.

— Он самый! — подтвердил представитель флотского командующего. — Тот, кого нам прислал в знак дружбы король франков.

— Это тот, кто чертил нам новые планы бастионов? — хмыкнул Ага, — учил наших мастеров класть камень и рассчитывать углы для пушек? Я предупреждал тебя, паша! Этот франк смотрел на моих янычар, как на дикарей! Его советы стоили нам лучших людей! Мы потеряли ум, работавший на нас! Теперь этот Дюпре, спасая свою шкуру, выложит русскому шайтану все наши секреты, слабые места в обороне не только Азака, но и других крепостей! Он слишком много занет!

Пленение европейского военного советника — потенциальная катастрофа, брешь в самой системе обороны Османской империи. Заметив, что гнев военачальника переключился на новую цель, представитель флота облегченно выдохнул и тут же поспешил подлить масла в огонь.

— Великий грех и великое несчастье, — запричитал он. — Допустить, чтобы такой ценный человек…

Великий Визирь оборвал его на полуслове жестом руки. Медленно пройдя по шатру, он остановился у большой карты на отдельном столе. Пальцы его скользнули по линии побережья и замерли на точке с надписью «Азак».

— Да, великое несчастье, — произнес он наконец, и в голосе его прозвучало, казалось бы, искреннее сожаление. — Король Франции оказал нам великую услугу, прислав одного из лучших своих умов. А мы не уберегли его. Этот Дюпре был истинным другом Блистательной Порты, и его доблесть не должна быть забыта. — Он повернулся к своему писарю. — Подготовить немедленно послание нашему послу в Стамбуле. Пусть он выразит глубочайшее негодование его величеству султану от нашего имени и потребует от посла франков содействия в освобождении их подданного. Мы должны сделать все, чтобы вызволить шевалье из лап неверных.

Медленная, взвешенная речь, исполненная государственной мудрости и заботы о союзнике, произвела должный эффект. Ага янычар удовлетворенно кивнул — Визирь, без сомнения, осознавал всю серьезность положения. Представитель флота почтительно склонил голову, восхищаясь дипломатической тонкостью своего повелителя.

Однако стоило военачальникам, получив распоряжения, покинуть шатер, как маска сошла с лица Али-паши. На его губах заиграла едва заметная, холодная усмешка. Подойдя вновь к карте, он устремил взгляд на далекий Париж.

Пленение Дюпре. Какая удача. Какое изящное, посланное самим Аллахом решение проблемы, что давно не давала ему покоя.

Друг Порты? Шевалье Дюпре? Визирь едва заметно усмехнулся. Француз был другом лишь себе да своему далекому королю. Умен, да, этого не отнять: безупречные советы по фортификации, точнейшие расчеты. Однако он оставался чужим. Надменный, холодный, с вечной тонкой усмешкой, он взирал на османских пашей как на способных, но неотесанных учеников. Али-паша вспомнил, как франк наотрез отказался объяснить местным мастерам принцип расчета свода, бросив, что «эти тонкости не для их умов». Давая готовые чертежи, он не делился знанием. Не учил — лишь позволял исполнять. Держал за подмастерьев, не за коллег. Полезный, как хороший инструмент. Он не укреплял Империю, а только латал ее стены, оставляя секреты мастерства при себе.

Али-паша никогда ему не доверял. Слишком хорошо он знал этих европейцев, особенно их вечные