Отмеченный молнией - Роман Владимирович Савенков Страница 23

Риордан вздохнул. У Кармарлока и без этих новобранцев было в достатке головорезов. Но он рекрутировал в свою маленькую армию новых бойцов. И ни слова об этом не упомянул, хотя беседовали они откровенно. Ничего себе искренность старого друга! Ничего себе «немного отошли от дел». Получалось, что отставной поединщик врал ему в глаза, даже не краснея.

Риордан вытащил из кармана золотой и метнул его Скилленгару. Тот поймал монету, как собака кость, и тут же спрятал во внутренний карман своего теплого армяка.

– Выпей сегодня за мое здоровье, – бросил Риордан на прощание. – И гляди в оба. Меня очень интересует все, что касается этих новоприбывших и самого Кармарлока. Только будь осторожен.

Скилленгар поднял воротник и, воровато оглядываясь по сторонам, направился по тротуару в направлении дома Унбога. Выглядел он при этом, как шпион, который мечтает, чтобы его поймали. Риордан смотрел ему вслед с тяжелым чувством. Он понимал, что втравил в опасную историю совсем неподходящего для нее человека.

Глава 5. Поединок и любовь

Всю дорогу до ювелирной лавки Риордан не мог отделаться от мысли, что за ним увязался «хвост». Он почувствовал, что за ними следят, еще во время разговора со Скилленгаром. Этакая ничем не обоснованная нервозность, которая заставляет настороженно озираться по сторонам. Поэтому он и свернул беседу так спешно, хотя изначально намеревался как следует расспросить бывшего узника о его теперешнем житье-бытье. Истина часто проглядывает сквозь мусор малозначимых деталей. Просеивать их нужно медленно и тщательно с помощью множества косвенных вопросов. Но потом пришло это неприятное ощущение пристального чужого взгляда. За себя Риордан не боялся, но теперь ему приходилось всерьез опасаться за жизнь своего протеже. Он клял себя последними словами за то, что организовал встречу с бывшим товарищем по камере так топорно.

Поэтому он отослал Скилленгара восвояси, а сам поспешил к ювелиру. До вечеринки оставалось совсем немного времени, а он до сих пор не присмотрел подарка для своей милой.

По дороге он попробовал провернуть несколько штук, которым его в свое время обучал Магат. Это были приемы филеров для обнаружения слежки. Риордан завернул по пути в пару магазинов. Перед тем, как перешагнуть порог, он окидывал взглядом улицу, запоминая всех, кто был в это время на тротуарах по ее обе стороны, а выйдя обратно, сравнивал новую картинку с предыдущей. Но либо слежка оказалась плодом его воображения, либо соглядатай хорошо знал свое дело. Улицы в этот вечерний час были заполнены обычным людом, спешившим по своим делам. В калейдоскопе лиц Риордан не выделил ни одного, кто бы мог вызвать подозрения.

С этим ощущением чужого внимания он дошел до квартала ювелиров и распахнул нужную дверь.

Накнийр сказал – что-нибудь стоящее, что сгодится для потаенного сундучка Парси. За месяцы в столице Риордан сумел не превратиться в транжиру, но и скаредность не проникла в его характер. Хотя, не раз доставая из кошелька золотой, он не мог отделаться от мысли, сколько всего можно получить в обмен на сверкающий профиль монарха в его родном Вейнринге? Он еще не успел забыть, как горбатилась на бесплодном клочке земли его мать, как медленно умирал от кишечных болей отец, потому что они не могли позволить себе услуги даже самого захудалого лекаря.

Риордан гнал от себя эти мысли, успокаивал себя тем, что теперь его родная семья устроена как нельзя лучше. У них новый добротный дом, плодородное поле под посадки, а еще отец вошел в долю с охотничьей артелью. Он ссужал охотников деньгами на закупку снаряжения и продуктов, а те, после возвращения, отдавали ему в уплату за кредит часть своей добычи. Мать тоже оказалась не чужда коммерции. Она открыла маленькую швейную мастерскую, которая обеспечивала местных модниц нарядами. Кружева, бисер, серебряные и золотые нити закупались в предместьях Овергора. Так что Риордан мог тратить заработанное без зазрений совести и не думать о том, что сделали бы эти деньги в руках его родной семьи.

В ювелирной лавке он долго и придирчиво разглядывал готовые драгоценности и, чем больше в них всматривался, тем отчетливее понимал, что ни бельмеса не разбирается в этих побрякушках. Помог владелец магазина, пожилой человек с морщинистым лицом и гладким, как яйцо, черепом. Он держался с большим достоинством, так что было видно – ювелир знает себе цену и привык общаться со знатью. Он поинтересовался, кому предназначается подарок, а когда услышал: «возлюбленной», уточнил, какого цвета глаза у этой счастливицы.

– Голубые. Ярко-голубые, – ответил Риордан.

Старик достал с витрины золотую диадему с вставками из непрозрачных синих камней.

– Вот. Украшение, достойное королевы. Золото и лазурит. Это подчеркнет очаровательные глазки вашей дамы настолько, что в этих омутах немудрено будет и утонуть. Вдобавок такая драгоценность не просто украсит ее голову. Она возвысит вашу возлюбленную над всеми прочими. Поверьте знающему человеку – женщины к этому стремятся всегда.

Риордан облегченно вздохнул и попросил красиво упаковать драгоценность. После он забежал к себе домой, чтобы переодеться. Когда он спускался по лестнице в парадном камзоле, то столкнулся в коридоре с младшей дочкой Хасколда. Риордан вежливо поздоровался, но миловидная барышня лишь гневно фыркнула в ответ, после чего скрылась на хозяйской половине. Определенно, он надолго утратил расположение девушки, но ничуть об этом не жалел.

Через полчаса быстрой ходьбы Риордан повернул на очередном перекрестке и вышел на аллею, ведущую к Глейпину. Королевский дворец сиял в вечерних сумерках сотнями фонарей. Россыпь огней искусно выделяла все его величие: портал, выложенный драгоценным венбандским мрамором, острые шпили, башенки с витыми ставнями и зеркала знаменитых глейпинских прудов. Кроме парадного блеска, дворец, как и положено большому архитектурному организму, содержал множество закоулков, флигелей, подъездов, в числе которых был отдельный вход в магистрат тайной полиции. Это был подъезд под номером двадцать семь, далеко не главный по номеру, но один из самых важных по значению. Остальная нумерация была таковой: первые десять подъездов через несколько постов охраны вели в расположение августейшей семьи и фрейлин, с одиннадцатого по тринадцатый шли флигели герцога Эльвара и его присных, номер четырнадцатый закрепили за констеблем Глейпина, графом Танлегером, а остальные до двадцать седьмого использовались в хозяйственных целях.

Подъезд номер девять считался для посетителей самым желанным, хоть и находился под строгой охраной. Именно он вел в чертоги чувственных наслаждений, коими считался флигель королевских фрейлин. Здесь атласную кожу скрывала белизна чулка, на изящных пальчиках благоухали надушенные перчатки, а томные улыбки ранили сердца сильнее арбалетных болтов. Для дворцовых стражников