Прорыв выживших - Алексей Михайлович Махров Страница 12

— Наши! Наши! Врежьте этим тварям, соколы! — заорали бойцы.

«Ишачки» сделали вираж с очень малым радиусом, и устремились в погоню. «Юнкерсы», поняв опасность, попытались уйти, резко набрав высоту. Но это оказалось ошибкой — скорость на подъеме упала, и истребители молниеносно их настигли. Пикировщики сбились в плотный строй, пытаясь прикрыть друг друга огнем бортовых стрелков. Но против сверхманевренных «И-16» это оказалось бесполезным — они не стали заходить в хвост, под смертоносные очереди пулеметов. Вместо этого они атаковали сбоку, парами, с обеих сторон.

Воздух наполнился гулким треском авиационных пушек «ШВАК» — совсем не таким, как сухая стрекотня немецких «МГ-15». Ярко-красные пунктиры трассеров прошили крылья и фюзеляжи бомбардировщиков. Первый «Юнкерс» вспыхнул почти сразу. Из его двигателя вырвался длинный язык пламени, который мгновенно перекинулся на кабину пилота. Самолет резко клюнул носом, перевернулся через крыло и рухнул на землю в километре от колонны, взорвавшись с ослепительной вспышкой.

Второй пикировщик, попытался свалиться в пике, но высота была еще небольшой и он не смог набрать скорость. «Ишачок» под номером «07», управляемый Тимуром Фрунзе, дал две короткие, точные очереди — и от «лаптёжника» отлетел вертикальный стабилизатор, а затем и часть крыла. Он беспомощно закрутился, срываясь в плоский штопор, и исчез за лесом.

Третий «Юнкерс», видя участь камрадов, отчаянно маневрировал на небольшой скорости, снизившись почти до верхушек елей, чтобы затруднить истребителям заходы в атаку. Но его медлительность оказалась роковой. Ведущий «И-16» с номером «100», тоже снизившись, зашел ему в лоб, и всадил длинную очередь прямо в кабину. «Фонарь» брызнул осколками стекол, «Штука» мгновенно врезалась в деревья, разваливаясь от ударов об стволы на куски.

Над полем боя снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь нарастающим гулом моторов «Ишачков». Четыре истребителя, сделав победный вираж над дымящимися обломками, легли на обратный курс. Они опять пролетели над колонной, качнув крыльями, приветствуя своих. В ответ им гремело громовое «Ура!», тысячи рук взметнулись вверх, каски и пилотки летели в воздух.

Я смотрел на это, и по моему лицу текли слезы. Не слезы горя, а слезы безумной, дикой гордости. Я обернулся к прадеду. Он стоял, высоко подняв голову, и смотрел на уходящие самолеты. Его глаза тоже блестели от сдерживаемых слез. Он обнял меня за плечи и крепко потряс.

— Видишь, сынок? Видишь? — его голос гремел, заглушая все вокруг. — Вот она, наша сила! Не смогли они нас сломить! Никогда не смогут! Запомни этот день!

— Враг будет разбит, победа будет за нами! — машинально ответил я.

Глава 3

11 сентября 1941 года

День второй, полдень

Полковник Глейман еще раз крепко, по-отцовски, сжал мои плечи, его пронзительные, уставшие глаза на миг смягчились.

— Держись, сынок. Теперь ты со своими. — Он отступил на шаг, и его лицо снова стало жесткой, командирской маской. — Валуев, следуйте в хвосте колонны. Нам еще предстоит разговор, подробный. А пока — отдыхайте. Вы его заслужили.

Он развернулся, резко, по-военному, и быстрым шагом направился к своему «Темпо». Трофейный автомобиль фыркнул двигателем, развернулся на обочине, подняв облако серой пыли, и умчался вперед, к голове стального «питона».

Мы вернулись к нашему «Ситроену». После грохота взрывов и воя сирен мне показалось, что наступила почти идиллическая тишина, хотя рядом гудели сотни автомобильных моторов. Мы залезли в кабину, и Валуев, не спеша, аккуратно влился в общий поток, заняв место в самом хвосте гигантской колонны.

Движение шло относительно медленно, почти лениво. Первые три часа пути прошли на удивление спокойно. Над нами, в разрывах между редкими, пушистыми облаками, периодически проносились звенья наших истребителей — знакомые, успокаивающие силуэты «Ишачков». Их звонкое жужжание стало саундтреком нашего марша. «И-16» барражировали над колонной, как сторожевые псы, и их присутствие действовало на нервы куда лучше любого успокоительного.

Я высунулся в открытое окно, подставив лицо теплому ветру. Пейзаж за окном медленно менялся. Густые, почти непроходимые леса, ставшие на несколько дней нашим домом и убежищем, постепенно остались позади. Их сменили бескрайние, убранные поля, золотящиеся стерней, перемежаемые островками мелких, светлых рощ и перелесков. Изредка попадались небольшие деревеньки — пара десятков белёных хат под соломенными крышами, покосившиеся плетни, и полное отсутствие мирных жителей. Война прокатилась здесь своим катком, оставив после себя гнетущую, безжизненную «пустыню».

Главным свидетельством успешных действий наших передовых частей недавних боев была немецкая техника. Вернее, то, что от нее осталось. По обочинам дороги, словно скелеты доисторических чудовищ, чернели обгоревшие остовы вражеских машин.

— Обрати внимание, Петя, еще один «Панцер-два», — я ткнул пальцем в очередной почерневший корпус с оторванной башней. — Ни одного среднего танка нам до сих пор не встретилось. Только «единички» и «двоечки». А наших подбитых вообще не попадалось! — добавил я, всматриваясь в даль. — Ни одного «Т-34» или «КВ». Лишь фашистский железный хлам.

Валуев, не отрывая глаз от дороги, кивнул и сказал, усмехнувшись с довольным видом:

— Угу. Я еще три штуки чешских танков немного поодаль видел. Как их немцы обозвали — «панцер тридцать восемь». Для наших «кавэшек» и «тридцатьчетверок» всё это стадо — легкая добыча, просто помеха на пути. — Он помолчал, изучая еще несколько почерневших скелетов дальше по дороге и продолжил, но уже с грустью в голосе: — Это всё, конечно, очень хорошо — вот так идти по немецким тылам, без потерь, сжигая всё на своем пути. Но скоро мы выйдем к линии фронта, а там нам будут противостоять совсем другие танки. И другие, более опытные бойцы за их рычагами и прицелами орудий. Боюсь, что там мы кровушкой умоемся…

Я продолжал обозревать кладбище сгоревшей техники, по которому можно было изучать географию европейской промышленности — регулярно встречались немецкие грузовики «Опель» и «Мерседесы», французские «Рено» и «Ситроены», чешские «Шкоды» и «Татры». Все они были исковерканы, оплавлены, разворочены взрывами. Возле некоторых валялись трупы немецких солдат. Это зрелище — бесконечная вереница вражеских «погорельцев» — наполняло душу странным чувством. Не радостью, нет. Скорее, мрачным удовлетворением от справедливого возмездия, настигшего «евроинтеграторов» на просторах нашей страны. Каждый сгоревший танк, каждый развороченный грузовик означал, что кто-то из наших бойцов сделал свое дело на отлично. Что кто-то из них, возможно, ценой своей жизни, остановил врага, рвавшегося на восток.

Дальше