Врач из будущего - Андрей Корнеев Страница 11

понемногу врастает в эту жизнь, в эту эпоху. И понимал, что его знания — это не только медицинские схемы. Это и навыки, и отношение к жизни, которые делали его не просто странным студентом, а человеком из другого мира, способным постоять за себя в самом прямом смысле. Засыпая, он думал, что завтрашний день наверняка преподнесет еще какой-нибудь сюрприз. И, к своему удивлению, он ждал этого почти с нетерпением.

Глава 5

Ритм

Две с лишним недели февраля, плавно перетекшие в март 1932 года, выстроились для Льва Борисова в новый, непривычный, но уже обретающий черты четкости ритм. Это был странный, сбивающийся такт: два шага вперед, притворный шаг в сторону, постоянная оглядка и расчет. Сознание Ивана Горькова, сорокалетнего циника из будущего, уже не просто барахталось в панике и непонимании. Оно начало работать как стратегический процессор, составляя подробнейшую ментальную карту эпохи — с ее опасными болотами догм и редкими, но твердыми островками, на которых можно было строить.

Утро застало его на парах в главном здании ЛМИ. Аудитория пахла старым деревом парт, меловой пылью и едва уловимым, но въедливым духом формалина, доносившимся из кабинета препарирования. Сегодня была гистология. Преподавал ее профессор Виноградов — не молодой новатор вроде Жданова и не бескомпромиссный консерватор вроде Орловой, а, как мысленно определил его Иван, «добросовестный ученый-исполнитель». Человек, аккуратно, по косточкам, разбирающий утвержденную программу, не склонный к полетам фантазии, но и не глухой к логике.

Лекция касалась соединительной ткани. Виноградов, мерно расхаживая перед кафедрой, называл ее «пассивной основой, опорной структурой для главных, функциональных элементов органов».

Иван слушал, и внутри него все сжималось в комок протеста. Пассивная? Да вы что! Это же целый мегаполис! Фибробласты — строители, закладывающие новые улицы-волокна. Макрофаги — санитары и спецназ, поглощающие мусор и вражеских агентов. А тучные клетки? Это как сигнальные ракеты, запускающие воспаление — ту самую стройплощадку для ремонта.

Он вспомнил свою новую тактику, выработанную после разговора с отцом и конфликта с Орловой. Не спорить. Не доказывать. Задавать вопросы. Наводить. Он поднял руку.

— Профессор, разрешите вопрос? — его голос прозвучал почтительно.

Виноградов посмотрел на него поверх очков, ожидая стандартного уточнения по поводу классификации волокон.

— Говорите, Борисов.

— Я, возможно, не совсем понял… — Иван сделал вид, что подбирает слова. — Вы сказали — «пассивная основа». А если предположить, что эти клетки — ну, например, фибробласты — могут вести себя не пассивно? То есть, они не просто лежат, а активно реагируют на повреждение? Выделяют какие-то… специфические вещества, которые и запускают весь процесс восстановления? Получается, они не просто кирпичи в стене, а и строители, и… прорабы на этой стройке одновременно?

В аудитории повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом пера Сашки, старавшегося все это записать. Профессор Виноградов замер, его брови поползли вверх. Он был не раздражен, а озадачен. Такой угол зрения был для него новым.

— Гм… «Строители и прорабы»… — он снял очки, начал протирать их платком. — Любопытная аналогия, Борисов. Чрезвычайно любопытная. — Он надел очки и уставился в пространство перед собой, как бы мысленно примеряя эту концепцию к известным ему данным. — Прямых, экспериментальных доказательств этому, конечно, нет. Существует теория гуморальной регуляции… — Он запнулся, сбитый с привычного курса этим нестандартным ходом мысли. — Но… как гипотеза, как модель для осмысления… да, это могло бы объяснить некоторые клинические проявления воспалительных процессов. — Он обвел взглядом аудиторию. — Запишите, товарищи. Как гипотезу. Предложенную студентом Борисовым.

Иван почувствовал, как по его спине пробежала волна тепла. Успех. Крошечный, но важный. Он не вызвал гнева, не получил выговор. Он посеял зерно. Маленькое зерно сомнения в устоявшейся картине мира — самый плодотворный посев для науки.

Краем глаза он увидел, что на него смотрит Катя. Он встретился с ней взглядом. В ее серых, умных глазах читалось не изумление, как у других, а легкая усмешка и молчаливое одобрение. Поняла, — с облегчением подумал он. Поняла, что я не ломлюсь в лобовую атаку, а осторожно минное поле прощупываю.

После пары Сашка нагнал его в коридоре, хлопнул по плечу так, что тот чуть не кашлянул.

— Ну ты даешь, Лёвка! «Прорабы»! — восхищенно прошептал он. — Смотрю на Виноградова — он аж растерялся! Теперь, гляди, в своих лекциях это цитировать будет! Тебя в соавторы запишет!

Это было, конечно, преувеличение. Но приятное. Он зарабатывал репутацию не скандалиста и выскочки, а вдумчивого, хоть и странноватого студента. Такую репутацию было куда проще конвертировать в реальное влияние.

После последней пары он отправился в библиотеку, дабы вернуть внушительную стопку книг, взятых на прошлой неделе. Анастасия Петровна, строгая и бескомпромиссная жрица этого храма знаний, приняла их, бережно перелистывая страницы в поисках повреждений.

— Поразительно, Борисов, — произнесла она наконец, поднимая на него взгляд, в котором читалось редкое одобрение. — Вы не просто читаете. Вы проводите… тотальную инвентаризацию. — Она ткнула пальцем в аккуратные пометки на разрешенных для заметок листках бумаги, вложенных между страниц. — Видно, что работаете с текстом. Анализируете. Сопоставляете. Это редкость.

— Что-то вроде того, Анастасия Петровна, — улыбнулся он, испытывая странную гордость. Похвала этого «цербера» чего-то да стоила.

Оставшись один в почти пустом читальном зале, он мысленно подвел итоги своего «интеллектуального аудита». Цель была не в том, чтобы узнать что-то новое для себя — большая часть информации была для него дремучей архаикой. Цель — понять уровень. Составить карту знаний 1932 года.

Итак, карта местности, — мысленно констатировал Иван, откидываясь на жесткой спинке стула.

Белые пятна, провалы и бездны:

— Генетика. Ноль. ДНК — не открыта. Наследственность — это какая-то мистическая «зародышевая плазма», о которой спорят, не имея инструментов для проверки.

— Вирусология. Темный лес. Вирусы — загадочные «фильтрующиеся агенты», невидимки, чья природа — сплошная загадка. Лечить вирусные инфекции тут не умеют в принципе.

— Эндокринология. Гормоны — только самые очевидные, вроде инсулина или адреналина. О сложной системе регуляции, о большинстве гормонов и их функциях — понятия не имеют.

— Антибиотиков — НЕТ. Сама концепция целенаправленной борьбы с микробами внутри организма — фантастика. Сепсис — это смертный приговор в 9 случаях из 10.

— Асептика и антисептика — на уровне каменного века. «Помыть руки с мылом» и «прокипятить бинты» — это передовой рубеж. Хирургия — это героизм, граничащий с русской рулеткой.

— Психиатрия… Боже, лучше не думать. Инсулиновые комы, шоковая терапия,