Комбриг. Путь к славе - Даниил Сергеевич Калинин Страница 10

— Так точно!

— Вот и хорошо. Тогда именно ты пойдешь ко мне вторым номером в расчёт. Семёнов, продолжай рыть окоп, потом сменимся!

— Есть, товарищ капитан…

Поредевшая кампфгруппа остановилась примерно за полкилометра от окопавшейся роты. Часть мотоциклетного разъезда успела вернуться к своим и предупредить о заслоне. А о судьбе камерадов красноречиво свидетельствовали побитые пулями, сиротливо замершие в низине мотоциклы… Ох, как корил себя капитан за приказ открыть огонь по «цундаппам» — уж трофейные мотоциклы точно пригодились бы его роте! Но в бою он мыслил другими категориям — и надеялся лишить вражескую разведку транспорта, средства к бегству…

Однако теперь немцы сходу убедились в том, что помимо танковой засады существует и пехотный заслон. Замерла на месте «единичка», а германские расчёты развернули две уцелевшие с боя противотанковые пушки. Кудасов ждал, что они первыми откроют огонь — и что орудия поддержат танкисты обездвиженной «двойки»… Дымящая «бэтэшка» мешает немцам целиться по взводу Малкина — но в сторону опорника самого капитана панцер вполне может врезать!

Однако Кудасов ошибся — первыми открыли огонь германские батальонные минометы калибра восемьдесят миллиметров; их поддержало также несколько легких ротных «самоваров». По позициям обоих опорников ударил целый град мин… И как же остро пожалел капитан, что его бойцы не успели нарыть окопов полного профиля с полноценными укрытиями по типу «лисьих» нор!

Мины загремели в ходах сообщения — а когда они залетают в стрелковые ячейки, раздаются отчаянные, резкие вскрики боли… Несколько красноармейцев, не выдержав выматывающего душу воя мин (каждая из которых летит словно в твою ячейку!) рванули наружу. Но их догнали осколки часто рвущихся «огурцов» и снарядов батальонных «самоваров», в их сторону ударили пулеметная «единичка» и пушечная «двойка»…

Последняя, правда, замерла метрах в семистах от обоих опорников, и очереди автоматической пушки сильно рассеиваются на расстоянии. Но все же бронебойные трассы находят свои цели — хотя германский экипаж и не частит… Капитан также сжался на дне ячейки, деля ее с уцелевшим танкистом — перейти в чуть расширенный окоп Семенова Кудасов и его второй номер уже не успели.

По совести сказать, ротный не меньше других боится умереть, боится за свою жизнь; когда в бою стреляешь в ответ, страх притупляется — но сейчас достать врага никакой возможности нет. Целый рой мин гремит за бруствером, на бруствере, совсем рядом в ходах сообщений! Отовсюду доносятся крики боли, испуганные возгласы, вопли о помощи; со всех сторон летят комья земли, поднятые вражескими снарядами — они взрываются, едва коснувшись земли… Одна мина рванула совсем рядом с бруствером командирской ячейки — и на голову, за шиворот Кудасова густо посыпалась земля.

А очередной «огурец» влетел точно в сдвоенный окоп расчета станкового «максима»…

Глава 4

Набирая высоту мина звенит, словно натянутая стрела — а после, на секунду замерев в точке максимального подъема, с раздирающим душу воем стремится к земле. И каждый раз думаешь — вот, моя! Точно моя! Сейчас влетит в ячейку, и абзац…

Алексей Кудасов рано женился, еще в училище; вскоре родилась дочка, а после выпуска появился на свет и сын. Молодую семью помотало по гарнизонам — особенно запомнилась служба на Урале, в части, расположенной недалеко от поселения Верхняя Салда. Год назад ему дали статус города, но сама семья Кудасовых жила в военном городке… Рядом живописная тайга, реки Салда и Иса, рыбалочка в редкие свободные деньки. А в лесу летом красота невероятная; в изобилье ягод, грибов, орехов — хоть и комаров засилье! Но зимой переметало так, что выходную дверь не откроешь — а в самую стужу в подъезды коммунальных домов заходили греться рыси… Выйдешь на дежурство вечером — а на тебя зеленые глаза таращатся, того и гляди скинется хищная кошка! Но молодые рыси, рискнувшие выйти к людям, старались не проявлять агрессии — по крайней мере, пока их самих не трогали.

Вроде самые тяжелые условия службы — но ведь молодые годы кажутся самыми счастливыми… Потом, правда, жена настояла на переводе — тогда Алексей и попал в первую мотострелково-пулеметную бригаду; после нескольких лет службы взводным доверили роту. Дали семейное жилье из двух комнат, какие-никакие удобства, дети понемногу подрастали — и жили Кудасовы уже в городе. А там и театр, и библиотеки, и кино показывают, и школы, и кружки всякие для подростков, и нормальный детский садик… В общем, зажили — как люди зажили.

И вот вдруг — война. И первый бой, и густой минометный обстрел… И думаешь ты уже не о повышение! И даже не о том, выполнишь боевую задачу или нет, сколько врагов убьёшь… Нет, ты мучительно гадаешь — когда же мина влетит в твою ячейку, что сразу станет и могилкой? Сколько ещё секунд жизни тебе отущено?

Или всё-таки пронесёт…

Так до конца и не пришедший в себя танкист, чье имя Алексей не успел спросить, сидел с широко открытыми глазами — и всем своим видом демонстрировал если не полное спокойствие, так полное безразличие уж точно. Разок заглянув в лицо смерти, выбравшись из горящего танка и оставив в гибнущей машине обреченных товарищей (бывших ему едва ли не семьёй), танкист теперь отрешенно ждал собственного конца… Но сам капитан так не мог, ему нужно было сделать хоть что-то! Хоть как-то побарахтаться…

Впрочем, осознание бесполезности ответной стрельбы в настоящий момент мешало ему встать и дать в сторону фрицев пару-тройку очередей. Ведь если Кудасов кого и заденет за полкилометра, то разве что случайно — зато пушечно-пулеметные трассы танков (у них-то оптика!) и осколки мин обязательно достанут ротного.

Осталось разве что помолиться… И капитан, слышавший молитвы лишь от своих деда с бабкой в раннем детстве, неожиданно для себя вновь перекрестился — и негромко, но с чувством попросил:

— Господи, дай мне еще хотя бы разок увидеть семью, проститься с детками… Господи, дай мне сегодня уцелеть, дай еще разок на детей взглянуть…

Кудасов не знал слова молитв — ну разве что «Спаси и Сохрани». А потому он просто говорил от сердца, просил о самом сокровенном… И кажется, был услышал. Потому как минометный обстрел вдруг резко прекратился — словно по команде!

Впрочем, почему «словно»? Сквозь вой падающих мин капитан не слышал гул двигателя «единички». Да и прорезиненные траки панцера не издавали металлического лязга… Но теперь ротный четко слышал — и даже чувствовал приближение танка. А чуть приподнявшись над уцелевшей частью бруствера, наполовину снесенного близким взрывом мины,