Шляпу можешь не снимать. Эссе о костюме и культуре - Линор Горалик Страница 24

что можно создать «клеша», вставив клинья в обычные штаны, или о том, где купить мужское нижнее белье, которое можно перешить в женские брюки (об исходных материалах для апсайклинга речь подробно пойдет в разделе 8). С другой стороны, респонденты могли приходить друг другу на помощь, обмениваясь навыками: «Я подруге пришила к обрезанным джинсам волан, так, что получилась модная юбка, а она надвязала мне черный свитер до водолазки»; «У нас с сестрой были вещи, которые мы делали вдвоем: что-то умела она, что-то я, вместе справлялись». Здесь отчетливо пролегает тонкая грань между вынужденным апсайклингом и обращением за услугами к портнихе или к шьющей подруге: «Шила бы с нуля себе и другим – но нормальные ткани тоже брать негде было».

8. Парашют, наждак, жилет: исходные материалы для апсайклинга

«Кажется, в тот момент я на любую вещь смотрела с этой точки зрения: как бы ее перешить», – замечает одна из участниц опроса. «Дефектность вещи – это всего лишь иллюзия, которую беспощадно разоблачают знания и действия умелого хозяина», – писала в статье под названием «Апология странной вещи» исследовательница Галина Орлова, имея в виду способность советского человека «пересоздавать» предметы советского обихода благодаря своим DIY-навыкам и соответствующим знаниям[27]. Эту же «иллюзию», требующую обязательного разоблачения, видимо, имел в виду коллекционер и специалист по костюму 1990‑х годов Миша Бастер, утверждая, что в эпоху «смещенных девяностых» андерграундные дизайнеры рассматривали любые предметы с точки зрения того, можно ли их вообще как-нибудь надеть на человека[28]. Создается впечатление, что у вовлеченного апсайклера (как тогдашнего, так и современного) возникает совершенно особая оптика, схожая с пресловутой оптикой скульптора, прозревающего статую в куске мрамора: в самых разных исходных материалах, иногда, на взгляд не-апсайклера или человека, менее вовлеченного в процесс, совершенно не подходящих для создания предметов гардероба, прозревать возможную куртку, платье или хотя бы фенечку. Эта оптика становится едва ли не частью той апсайклинговой компульсии, о которой вскользь говорилось в разделе 4: «Я на все смотрела жадными глазами: во что это переделать и как на себя навесить». Исходный предмет или материал становится здесь «не потому хорош, что может быть использован в ином качестве, а напротив – ему нужно найти новое применение, потому что он хорош»[29]. В своей важной, на мой взгляд, статье «Making Selves Through Making Things» («Создавая вещи, создавать себя») Алексей Голубев и Ольга Смоляк замечают, что «в позднесоветской культуре любая вещь могла стать чем угодно другим и поэтому априори выполняла роль сырья, даже если была совершенно новой»[30]. В сверхсоветском вестиментарном пространстве описываемого нами периода этот принцип действовал с впечатляющей силой. Даже когда речь шла об апсайклинге самого базового портновского материала – ткани как таковой, – эта ткань изначально могла быть полностью непригодна для шитья: «Мой случай, наверное, днище. Я купила какую-то наждачку, но на бязевой основе. Выварила ту бязь в отбеливателе и сшила капец какую модную юбку с контрастной отстрочкой. В школе было дело, очень хотелось быть красивой и модной». При всей сложности экономической ситуации и приведенные выше, и следующие ниже свидетельства респондентов дают понять, что наждачная ткань вряд ли все-таки была единственным доступным респондентке материалом, – но оптика тотального апсайклинга, во-первых, позволила этой ткани попасть в ее поле зрения, а во-вторых – сделала ее допустимым материалом для создания одежды (при всей глубине потребовавшейся переделки); другой аналогичный пример: «Мой отец военный приволок рулон „ткани“, которой на полигонах оббивали макеты танков и другой техники, а потом красили. Так вот, этот рулон мы по частям вываривали в баке для белья от клейстера, или крахмала. После вываривания обнаружилась нежнейшая хлопковая ткань». Еще одна респондентка рассказывает: «В клубе, где я недолго работала, меняют шторы – такие черные, плотные, маскирующие свет. Мы снимаем эти шторы, и директор говорит: „Девочки, берите кому сколько надо, я их все равно спишу“. А шторы старые, пропыленные, местами выцветшие. Выбрала две шторы примерно одного цвета, из одной сшила пиджак, из второй – юбку с охренительно крутыми клиньями годе». В этом примере видно, что та же оптика распространялась не только на самих апсайклеров, но и на тех, кто понимал саму возможность такой ситуации (наверняка практики апсайклинга бытовали и среди его близких). «Рубаха из ткани, которую в дружественной библиотеке выдавали полы мыть. В общем, из половой тряпки», – символическое назначение исходного материала не играло особой роли, оптика апсайклинга переназначала и возвышала его до положенной высоты. Отдельной категорией условных тканей – вернее, полотнищ – оказывались флаги, – и воспоминаний о перешивке флагов в предметы гардероба оказывается много; советская символика, присутствующая на флагах, в тот момент была в моде[31] и делала получившиеся уникаты еще более привлекательными и семантически нагруженными (отдельно следует заметить, что советские флаги в качестве исходных материалов очень ценились первыми постсоветскими дизайнерами – от Елены Худяковой и Ирины Афониной до Кати Мосиной и Кати Микульской: «Самые занимательные вещи – алая юбка-брюки по бурде из советского шелкового флага. Нежнейший чистый шелк. Серп и молот приходились на одну из половинок попы»; «Моя мать работала в администрации поселка и у них списали огромное количество флагов советских республик из крепдешина и шелка. Маман их забирает и идет к знакомой швее и заказывает себе красных блузок к своим костюмам»; «Около ЦДТ (Москва, Центральный дом туриста) стояли флагштоки, довольно высокие, а на них – яркие голубые, зеленые и еще какие-то полотнища. Почему они там были и что символизировали, не знаю. И она как-то залезла ночью и срезала два, голубой и зеленый. Сшила две длинных юбки». Можно представить себе, что в период тотальной нехватки тканей качественные яркие полотнища вызывали у апсайклеров совершенно блоковскую реакцию: «Сколько бы вышло портянок для ребят!»

Когда новые предметы гардероба создавались из других предметов гардероба, одной из задач апсайклера могло быть сокрытие «культурного прошлого» вещи в стремлении выдать ее за «настоящую». При том что общество в значительной мере принимало апсайклинг (см. раздел 1), для этого могло быть несколько причин, среди которых – стыд за собственную социальную и финансовую неустроенность, вынуждающий тебя носить переделанные вещи; желание насладиться уважением из‑за того, что вещь принимают за «профессиональную» (см. раздел 10), и «постыдная тайна», скрывающая это самое «культурное прошлое» исходного предмета одежды. Последнее опасение распространялось в первую очередь на предметы гардероба, сделанные из нижнего белья. У традиции подобных переделок в СССР долгая история – например, существует богатый пласт анекдотических свидетельств о