Шляпу можешь не снимать. Эссе о костюме и культуре - Линор Горалик Страница 23

общество с его обсессивным интересом к материальному было, по сути своей, глубоко буржуазным[24], а постсоветское, захваченное новым вещным миром, проникающим на бывшее советское пространство, и его соблазнами, – гипербуржуазным (в этом плане) – и – по этому показателю – вновь – «сверхсоветским»; в буржуазном же обществе мало что оказывается таким маркером бедности и неуспешности, как необходимость постоянно носить одни и те же вещи.

7. Сотня малюсеньких кусочков: глубокий и поверхностный апсайклинг

Апсайклинг не обязательно должен был быть, по всей видимости, настолько глубоким, как в примере с перевязыванием свитера из прежней пряжи, чтобы производить желаемое впечатление новизны. Иногда очень простые приемы давали желаемый эффект: «Стирала черный шерстяной свитер – он садился и становился плотный в обтяжечку, стирала опять и изо всех сил растягивала булавками на диване – получался оверсайз, и все были уверены, что у меня два свитера». Собственно, в высшей степени интересно, насколько глубина апсайклинга (то есть, во-первых, степень вмешательства в исходную структуру вещи или вещей, легших в основу нового предмета гардероба, а во-вторых, уровень навыков, необходимых для его создания) зачастую недооценивается участниками процесса: очень часто о процессе апсайклинга говорят, используя слова «просто», «всего лишь», «только», когда речь идет об очень значительных переделках: «Пальто было отрезное по линии талии и офигенно сшито. Переделать его было как раз очень просто – я просто очень аккуратно распорола этот шов на талии, и у меня образовался короткий модный жакет и юбка с запахом. Ну понятно, что пришлось немного подправить линию плеча – на более мягкую, чуть заузить рукава, подкладку посадить соответствующим образом»; «Лет в 13 перешила из длинной юбки годе мини, изнанка помню была страшная, а с виду очень даже. Сейчас шью себе одежду и иногда переделываю из пальто другое пальто, воротники меняю, и т. д., – ничего, в общем, примечательного»; «…обычное, типа перелицевать пальто и сшить из него драповую юбку». Существует даже тема переделок, которые словно бы не считаются переделками, – поверхностный апсайклинг (декорирование, раскрашивание, окраска, отрезание частей одежды) как будто едва заслуживает упоминания на фоне того, в каком масштабе (как говорилось выше) и каким глубоким апсайклингом занимались другие, зачастую близкие респонденту люди: «Я только варил джинсы и отпарывал лейблы типа XUINAXUI с вещей, купленных на Черкизоне»; «ничего не делала – разве что красила во все цвета футболки и колготки и спарывала на папиных рубашках воротники». Одной из причин для того, чтобы «не считаться», может служить отсутствие в процессе апсайклинга особого творческого начала: если вещь получалась «обычная», лишенная экстравагантности или нетривиальности, ее обладательница или обладатель могли счесть даже глубокий апсайклинг незаслуживающим внимания: «Сделала на мамином сарафане оборку по подолу, вытачки, врезала карманы и пришила рукава – летучая мышь, вышло платье-макси, но это неважно, а вот мини из расстегнутых перевернутых папиных джинсов – это было круто, хотя там просто подвернуть немножко и втянуть резинку». Глубина апсайклинга в первом случае обесценивается, потому что вещь не дала создательнице ощущения изобретательского триумфа, зато поверхностный апсайклинг второй вещи признан «крутым», судя по всему, ровно из‑за чувства творческого достижения. Таким образом, в понятие глубины апсайклинга, видимо, нужно внести не только масштаб изменения исходных вещей и сложность потребовавшихся навыков, но и субъективное измерение дизайнерской мысли – и тогда платье из сарафана и юбка из папиных джинсов несколько уравняются по «глубине», пусть и с точки зрения разных параметров. Более значимым тогда окажется и неглубокий, но важный процесс апсайклинга, призванного скрыть потертости, дыры, трещины и другие повреждения предметов гардероба: он мог требовать несложного набора навыков и неглубокого вмешательства в структуру вещи, но большой изобретательности: «Были туфли из 50‑х на каблуке-рюмочке с потрескавшейся кожей. Из обрезков платья сделала к ним банты, так и носила»; «Ветровку покрасили в розовый цвет, спереди сделали вышивку и аппликации на пятна»; «Из туфель вырезали мелкий кожаный горох и очень креативно наклеили везде, где были прожоги от сигаретного пепла».

Своего рода нуль-апсайклингом, апсайклингом самого поверхностного уровня и отправной точкой шкалы, можно, наверное, считать умение носить вещи с повреждениями так, чтобы эти повреждения были незаметны. Екатерина Герасимова и Софья Чуйкина отмечали, что в советский период процесс приспособления и взаимного привыкания друг к другу вещей и людей часто был длительным и болезненным, приводя в пример такой способ носить рубашку, чтобы не был виден брак рукава под мышкой[25]. Здесь вновь проявляется сверхсоветскость вестиментарной ситуации «смещенных девяностых». Eе исключительная некомфортность, постоянная необходимость огромного числа людей носить чужие[26], некачественные и, наконец, кустарно переработанные вещи вела к тому, что множество таких вещей требовало именно приспосабливания к себе: «В самом начале 90‑х ходила в огромных дедушкиных рубашках и пиджаках и в кирзовых ботинках для малярш из „строительной одежды“, потом один ботинок скрипеть начал. Входила в аудиторию со словами: „Я – Баба-Яга, костяная нога“, но все равно ходила»; «Мне досталась роскошная шелковая рубашка в огурцах из гуманитарной помощи, но у нее сзади был порван и заштопан белым воротник, и расштопывать было нельзя – поползет, а надо было просто всегда так держать голову, чтобы хвост падал на правильное место и закрывал». Здесь навыками апсайклинга оказываются навыки поддерживать шутливый нарратив или правильно владеть телом – и апсайклинг этот, пусть и формально поверхностный, все-таки оказывается значительным.

В то время как некоторые респонденты создавали новые предметы гардероба, постоянно используя одну и ту же технику («Я вообще очень многое переделывала. В основном соединяла детали крючком»), другие видели в эпохе тотального апсайклинга период, когда можно было пустить в дело все свои рукодельные навыки: например, сшить платье, связать к нему рукава, вышить карманы, добавить сплетенный из макраме пояс, сделать бижутерию из оставшихся кусочков ткани. Как обмен информацией о навыках, так и предоставление самих навыков в помощь другому человеку нередко делали создание гардероба в условиях тотального апсайклинга коллективной практикой. Так, с одной стороны, знания о том, как красить колготки или увеличивать их с детского на взрослый размер («Черных капроновых колготок не было в продаже, кипятили колготки телесного цвета вместе с черным школьным фартуком»; «Колготки: купить детские и распустить петли так, чтобы они вытянулись в длину – научили однокурсницы, но все равно носить это было можно только от безысходности» – техника, о которой респондентки говорят постоянно: тема колготок, естественным образом, вообще обширна), передавались, как видно из примера выше, от подруги к подруге или в женских коллективах, как передавались знания о том,