Третий Рейх. Война: до критической черты. Книга I - Олег Юрьевич Пленков Страница 75

было убито или погибло от истощения и болезней около семнадцати тысяч человек[618]. Тяжелые условия плена попирали человеческое достоинство и вызывали чувство безысходности. Многие солдаты, поддавшись пропаганде, становились на путь сотрудничества с врагом. По различным оценкам, таких «добровольных помощников» насчитывалось от 1 миллиона до 1,5 миллионов человек[619]. После плена советские люди попадали в состояние тяжелейшего стресса. Так, главный хирург Красной армии генерал-полковник Н. Н. Бурденко вспоминал: «Картины, которые мне пришлось видеть, превосходят всяческое воображение. Радость при виде освобожденных людей омрачалась тем, что на их лицах было оцепенение. Это обстоятельство заставляло задуматься — в чем тут дело? Очевидно, пережитые страдания поставили знак равенства между жизнью и смертью. Я три дня наблюдал этих людей, перевязывал их, эвакуировал — психологический ступор не менялся»[620].

Что касается немецких солдат, то они, зная, как обходились с пленными красноармейцами, более всего боялись попасть в советский плен. Об этом писал ветеран дивизии «Великая Германия» Ги Сайер. Сайеру и его товарищам, эвакуировавшись из Мемеля, удалось попасть на Запад, и они с радостью сдались в плен англичанам. Англичане — в передаче Сайера — пытались обращаться с пленными подчеркнуто грубо, но немецкие ветераны, которые на Восточном фронте испытали настоящий ад, как грубость это даже не воспринимали. И уж ни в какое сравнение это не шло с участью пленных красноармейцев. Сайер писал, что англичане заставили их ехать в грузовиках стоя, и их беспрерывно трясло. При этом англичане никак не могли понять, почему немцы смеются и шутят — им было невдомек, что солдаты, с неимоверными трудностями пробившиеся с Восточного фронта, воспринимают происходящее как комфортабельные условия. Сайер пишет: «Наши западные победители были высокие, розовощекие, пухлые. Вели себя как хулиганы, но хорошо воспитанные хулиганы. Их форма была изготовлена из мягкой ткани, вроде спортивного костюма, и они непрерывно двигали челюстями, будто жвачку жевали. Они не выражали радости от победы и не выглядели расстроенными. Им было все равно. Они просто выполняли изрядно надоевшие им обязанности. Мы с любопытством их разглядывали. Наверное, со стороны можно было подумать, что мы — сторона, потерпевшая поражение, — попали в рай. Им же как раз недоставало радости… В центре лагеря американцы раскрыли ящики, наполненные консервами. Поддав их ногой, они высыпали консервы на землю и отошли, предоставив нам самим распределять пищу. Мы так изголодались, что забыли об унижении, и о дожде, который превратил землю в месиво. Верхом роскоши стал порошковый лимонад: мы набирали в карманы воду и высыпали туда порошок. Американцы смотрели на нас и о чем-то болтали между собой. Наверное, они думали, как быстро мы согласились сдаться в плен и подчиниться условиям заключения, например, раздаче пищи прямо под дождем. Разве мы не должны были ходить молча, с мрачными лицами, как все те, чьей гордости нанесен удар? Мы вовсе не походили на немцев с тех кинолент, которые показывали нашим тюремщикам перед отправкой на фронт. На нас не за что было сердиться: мы оказались не кровожадными “бошами”, а просто оголодавшими людьми, которые мокнут под дождем, лишь бы им досталось немного консервированного мяса. Мы были полумертвы, на наших лицах читался страх, мы валились с ног от усталости и бессонницы. Мы не требовали к себе вежливого отношения, нам было нужно всего несколько часов сна»[621]. Наверное, так же, как американские солдаты смотрели на одичавших и утративших человеческое достоинство немецких военнопленных, смотрели на «недочеловеков» и солдаты вермахта, когда красноармейцы через колючую проволоку протягивали руки и просили хлеба — с той разницей, что им никто ничего не дал, и большинство из них погибло от голода…

Трагедия блокады Ленинграда и проблема ответственности вермахта

После трагедии плена советских солдат второй колоссальной человеческой катастрофой была блокада Ленинграда. Степень вины вермахта в этой трагедии весьма трудно отделить от стратегических решений Гитлера в этом вопросе. Дело в том, что в соответствии с первоначальным планом «Барбаросса» Ленинград подлежал оккупации как важный центр промышленности, транспортный узел (балтийский порт), а также как «Иерусалим коммунизма». Затем Гитлер радикально пересмотрел первоначальный замысел, хотя все развивалось исключительно благоприятно для группы армий «Север», которая наступала весьма энергично и целеустремленно. Эти исключительно благоприятные условия для немцев на Ленинградском направлении были созданы не только победами в центре и на юге Восточного фронта, но и действиями Кригсмарине, причем минимальными силами. Гросс-адмирал Эрих Редер отмечал, что основная цель Кригсмарине на Балтике — охрана немецких портов и балтийской торговли была полностью достигнута в результате смелых действий легких сил. Крейсеры «Лейпциг», «Эмден» и «Кельн», совместно с патрульными катерами и минными заградителями сыграли важную роль в захвате островов Эзель и Даго. Полный контроль над балтийской акваторией немцы осуществляли вплоть до выхода из войны Финляндии[622].

В этих благоприятных для вермахта условиях Риттер фон Лееб во главе группы армий «Север» (16-я, 18-я армии и 4-я танковая группа), насчитывавшей 500 тысяч солдат, наступал из Восточной Пруссии через Литву. 21 июля Гитлер был в штабе фон Лееба в Пскове и еще раз подтвердил необходимость взятия Ленинграда, к которому и устремлялись немецкие солдаты. Но уже в первых числах августа фон Лееб почувствовал, что Гитлер и ОКХ начинают отдавать предпочтение группе армий «Центр». В практическом плане это означало отнятие мобильных танковых соединений у фон Лееба и передачу их фон Боку в группу армий «Центр»[623]. Между тем подписанная 18 декабря 1940 г. директива № 21 — план «Барбаросса» содержала в пункте III.A указание на то, что первоначально следует овладеть Ленинградом и Кронштадтом, а затем продолжить наступление на Москву. Лишь неожиданно быстрая потеря советскими войсками воли к сопротивлению могла бы оправдать стремление к достижению обеих целей одновременно[624]. Поэтому вместо того, чтобы брать Ленинград с ходу, как это и предписывал план «Барбаросса», фюрер в начале сентября неожиданно остановил наступление на город и отобрал у группы армий «Центр» все мобильные части. Это было труднообъяснимое решение, поскольку 1-я танковая дивизия вышла на Дудер-гофские высоты и была готова к последнему броску. Ударная группа полковника Гарри Гоппе с гамбургским 76-м пехотным полком овладела Шлиссельбургом. В городе началась паника — все ждали вступления немецких войск. И в этот момент Гитлер прекратил операцию. Он решил покорить Ленинград при помощи голодной блокады. Это решение изумило офицеров 1-й танковой дивизии. Узнав о таких настроениях, Гитлер представил офицерам разъяснение под грифом «совершенно секретно» от 7 октября 1941 г. В документе говорилось