Батюшков не болен - Глеб Юрьевич Шульпяков Страница 6

Илья Андреевич не только поверил в свою опасную фантазию, но убедил несчастного соседа. Тот случайно проговорился; “заговор” раскрыли по доносу; в Устюжну выдвинулась государственная комиссия во главе с обер-прокурором Сената Всеволжским. Илью Андреевича допрашивали и даже пытали. Но ничего вразумительного, само собой, не добились. Было ясно, что “заговор” – плод белогорячечной фантазии провинциального помещика. Однако и обратный ход делу о “государственном перевороте” дать было невозможно, и вскоре “левиафан” поглотил бедного Илью Андреевича. Племянника-подростка, будущего отца поэта, на беду гостившего тогда у дяди, запугали, чтобы он ни рассказывать, ни думать не смел об услышанном. С тех пор, считал Николай Львович, их фамилия оставалась у Екатерины на плохом счету. Даже спустя годы она всё ещё помнила то дело – и вычёркивала Батюшковых из списков. Что касается Ильи, то его помиловали только при Павле, однако посланные в Сибирь вернулись ни с чем: Илья Андреевич в Сибири обнаружен не был.

И вот эти Тухани ушли за 15 тысяч. Николай Львович словно избавился от кошмара, который его столько лет преследовал.

Подобно своему двоюродному деду, поэт Батюшков тоже поверит в то, на чём будет настаивать его альтер эго. Обычные, в общем-то, жизненные неудачи другой, “чёрный человек”, увидит в духе экзистенциальной отверженности – Батюшкова поэта и человека. “Светлый” Батюшков ещё пытается переломить “злой рок”. От невозможности выстроить жизнь так, как ему хочется, а не так, как она складывается, он погрузится в депрессии, сменяемые манией преследования. Постепенно “чёрный человек” изменит не только жизнелюбивый, лёгкий характер поэта, но и его судьбу. Вызванная к жизни болезненным воображением, идея социальной отверженности и поэтического бессилия разбудит дремавший в Батюшкове недуг. “Чёрный” человек не только определит бытие поэта, но со временем подчинит его полностью.

Должность, в которой находился отец Батюшкова до болезни жены и финансового краха, была прокурорской. Он вёл дела в Городском магистрате. Судя по списку, Николай Львович служил успешно и даже имел награды. Но любви к тому, чем занимался, не испытывал (“Коль несносно читать, а иногда и подписывать: высечь его кнутом, вырвать ноздри, послать на каторгу – а за что и почто, Бог ведает”). Нелюбимую должность он занимал все 1780-е годы – то в Великом Устюге, то в Ярославле, то в Вятке. Одних недоимок с его помощью вернулось в казну на десятки тысяч.

Честный чиновник и порядочный человек, да ещё в провинции, да ещё на такой “взяточной” должности, как прокурорская, – не мог не быть белой вороной. Возможно, его и переводили с места на место, лишь бы избавиться. А он просил об одном: служить в Вологде, поближе к своим имениям. Но пути чиновничьих решений неисповедимы, и Николай Львович годами кочевал по городам севера в надежде получить обещанное. Пока, наконец, в родной Вологде не освободилось место. Там-то в 1787 году и родился его первенец – Константин Батюшков.

За шесть лет до рождения сына мы находим Николая Львовича в Великом Устюге. Год 1781-й. Должность прокурора губернского магистрата. Первое после выхода из военной службы гражданское назначение. Он уже женат на Александре Григорьевне, урождённой Бердяевой – небедной владелице вологодских и ярославских именьиц. Маленькой Ане годик, Елизавета родится через год. Там же в Великом Устюге появится и названная в честь матери Александра (1783).

Три сестры: прелюдия к появлению первенца.

Если Вологда считалась центром северных земель, то Устюг – глухим углом. До губернской Вологды отсюда было почти 500 километров. Когда-то богатейший город в устье Юга (Устье + Юг = Устюг) – на пересечении торговых путей Европы и Азии – после выхода России на Балтику он почти полностью утратил торговое значение. Многочисленные монастыри и храмы, выстроенные и изукрашенные богатыми купцами прошлых веков, сегодня напоминают о славной истории города, но уже тогда подчёркивали обочину, на которой он оказался.

От Батюшковых в Устюге останутся записи в храмовых исповедных ведомостях и несколько строк из писем, из которых следовало, что семейство Николая Львовича пережило в Устюге “великий пожар” и эпидемию простудной лихорадки. Катание по воде (а в Устюге живописно сходятся Сухона и Юг) и крестные ходы были едва ли не единственными развлечениями семейства.

В Устюг Николай Львович отправлялся с условием прослужить без перевода не менее пяти лет. Но уже через три с половиной года коллежского асессора Батюшкова неожиданно назначают в Ярославль. Единственным обнаруженным следом, оставленным Николаем Львовичем в этом городе, будет его имя в “Списке благотворителей Ярославского дома призрения ближнего”. Уже через год (1786) он прибудет в Вологду. К этому времени Александра Григорьевна носит первенца на четвёртом месяце. Первым установленным адресом поэта в городе станет церковь великомученицы Екатерины во Фроловке, прихожанами которой были его родители. Константина крестили именно в этом храме[4].

Исследователи жизни Батюшкова много писали о тепличных условиях детства будущего поэта. Считалось, что пока Николай Львович менял места службы и жительства – мальчик находился в родных пенатах под присмотром деда. Стихи, написанные поэтом, как будто подтверждают это идиллическое предположение. Однако повторимся: если человек исповедует то, в чём испытывал недостаток, то вся воспитательная философия Батюшкова (о пользе первых впечатлений родного крова и сердечного тепла близких) – свидетельствует о том, что ничего подобного у поэта не было. Образы отчего дома в стихах были условными и замещали его отсутствие в реальности. В Вологде, где он родился, маленький Батюшков проведёт только раннее детство. В Даниловском он будет бывать и того меньше, и вряд ли это время отложится в его памяти.

Вряд ли он вспомнит и Вятку, куда перевели по службе Николая Львовича. Существует предположение, что отец поэта попросился в Вятку сам – чтобы новой обстановкой смягчить болезнь жены, чьи признаки уже всерьёз проявили себя. А заодно удалить её от детей. Но в исповедных списках Вятки Николай Львович числится вместе с младшими детьми Варварой и Константином, а это значит, что болезнь матери развивалась на глазах у маленького мальчика.

В Вятке Николай Львович становится кавалером ордена Святого Владимира 4-й степени за “соблюдение казенного интереса при подрядах и откупах”. Он подумывает осесть здесь надолго и даже просится в отпуск, чтобы забрать из петербуржского пансиона старших дочерей. Однако в отпуск он отправится по другой причине – в Вятке состояние Александры Григорьевны ухудшится.