Батюшков не болен - Глеб Юрьевич Шульпяков Страница 5

оскорблена тем, что Помпей не поставил её в известность. Во-вторых, сам поэт завещал похоронить его в Спасо-Прилуцком монастыре Вологды; в-третьих, в своё время Помпей не принял участия в обустройстве могилы брата, и не имел, по мнению Варвары Николаевны, морального права распоряжаться останками. В-четвёртых, Даниловское в её сознании было прочно связано с новой семьёй отца; она не хотела возвращаться туда, пусть даже на могилы. В Рукописном отделе Российской национальной библиотеки хранится черновик письма, которое по просьбе Помпея написала Варваре его жена Софья (сам он по-чиновничьи устранился). По тону этого “оправдательного письма” видно, насколько холодны стали их отношения. История с перезахоронением расстроила их. Помпей и сейчас, двадцать лет спустя, чувствовал себя уязвлённым. Трёхтомник брата, который он задумал, мог бы снова возвысить Его Высокопревосходительство. Он не мог предположить, что и могилы, и храм через каких-нибудь полвека уничтожат, а строчка поэта Батюшкова (“Минутны странники, мы ходим по гробам”) превратится из метафоры в жуткую советскую реальность.

Отцы и дети

Константину Батюшкову было шесть лет, когда у его матери обнаружились признаки помешательства. Отец отвезёт жену из Вятки, где они тогда жили, в Петербург. Но лечение не поможет и в 1795-м Александра Григорьевна скончается. С четырьмя дочерями и сыном на руках, с огромными долгами за лечение – Николай Львович останется в Петербурге один. Он проживёт здесь два года. Всё это время он будет вести борьбу с безденежьем. Чтобы покрыть проценты по долгам и оплатить пансион дочерям (Елизавете, Александре и Анне) – он просит в Государственном заёмном банке деньги под залог имений покойной жены. Банк с ответом затягивает. Николай Львович ждёт не только ответа из банка, но и повышения в чине. Он хочет служить в столице, и новый чин увеличивает шансы на хорошую должность. Но Екатерина II не подписывает указ. Батюшков остаётся надворным советником, его явно обходят. Смерть императрицы (1796) даёт новую надежду, но хватит ли денег ждать, и сколько? Неизвестно. Девятилетний Батюшков мог хорошо помнить отца в то время – в Петербурге они жили под одной крышей. Ему сорок пять, вдовец. Детям нужна учёба, а время и деньги утекают в песок. Николай Львович живёт в страхе, что надежды не оправдаются. В его возрасте подобное “искание” унизительно и действует изматывающе. Вся надежда только на нового императора. Многим кажется, что с воцарением Павла судьба страны и людей переменится.

Николай Львович просит императора о помощи малолетним Константину и Варваре, ибо “не в состоянии воспитать пристойным образом” детей из-за “бедственного положения”. Но ответа нет, деньги за обучение надо изыскивать самостоятельно. Генерал-прокурор А. Н. Самойлов обещает место советника в одном из столичных банков, но назначения тоже нет. Долги растут. Издержки столичной жизни не покрываются доходами от имений. Старик-Батюшков пишет из Даниловского увещевательные письма с требованием немедленного приезда сына в деревню “с большими тремя дочерьми”. Но Николай Львович всё не едет. Только в 1797 году он получит, наконец, коллежского советника – чин, который обычно выслуживали к тридцати годам. Но хотя и обращаются теперь к нему “ваше высокоблагородие” – в судьбе его ничего не меняется. Получив чин, но так и не получив должности, Николай Львович решает поставить точку. Он отдаёт Константина и Варвару в пансионы и уезжает к отцу в деревню.

Теперь только письма связывают его с детьми и внешним миром.

Если верно, что человек исповедует то, о чём мечтал, в чём испытывал недостаток, то “семейная” философия Батюшкова (о пользе родительского тепла и домашнего воспитания) – кричит о том, что ни того, ни другого поэт не получил в должной мере. То, что отец это чувствовал, слышно в письмах. Стиль их неровный и дёрганый. Николай Львович пытается следовать дворянским традициям и выдерживает суровый тон. С другой стороны, он понимает, что не вправе так разговаривать с сыном, для которого не сделал всего, что мог бы. Через эпистолярные штампы времени мы слышим голос человека, который измучен собственной виной и тем, что не в состоянии ничего исправить.

Но постепенно тон меняется. После возвращения Батюшкова из первого военного похода Николай Львович всё чаще говорит с сыном как с другом и единомышленником. Страстью, сблизившей отца и сына, станет литература. Оба они – читатели. В разные годы в разных письмах, которых дошло до нас, увы, очень мало – речь почти всегда заходит о книгах, нужду в которых Николай Львович испытывает в деревне. Он любит подкреплять мысли цитатами. “Всё минется, мой друг, – пишет он, – и минется скоро. Надобно уметь сносить с терпением возлагаемое Святым провидением. Оно тяжко и несносно чувствительным сердцам. Но что же делать, надобно почаще читать сии Гомеровы стихи:

Мы листвиям древес подобны бытием.

Одни из них падут от ветра сотрясенны,

Другие вместо их явятся возрожденны,

Когда весна живит подсолнечну собой.

Так мы: один умрет, рождается другой”[3].

По “чувствительным сердцам” видно, что Николай Львович был читателем не одной только античной литературы. Узнав об успехах сына, он не скрывает волнения: “Читал, мой друг, твои «Воспоминания», – пишет он, – читал и плакал от радости и восхищения, что имею такого сына”.

В том, что его обошли по службе, Николай Львович слышал эхо давней семейной истории. Чтобы оплатить долги, сделанные в Петербурге, он продаёт отцовский дом в бежецком селе Тухани. Свои жизненные неудачи он связывает с мрачной историей, которая произошла здесь. Дело было в самом начале правления Екатерины Великой. Известно, что большая часть провинциального дворянства не имело выгод от переворота и считало Екатерину самозванкой. То, насколько императрица была щепетильной в подобных вопросах, тоже известно. Со слов графа Румянцева Екатерина “с вниманием относилась к оппозиционным настроениям даже среди нескольких пожилых дам”. В другом анекдоте, который Пушкин приводит в “Table-talk”, речь идёт об угрозах расправы над князем Хованским, который “язвительно поносил Екатерину”. Если тот не остановится, увещевает Екатерина, то “доведёт себя до такого края, где и ворон костей не сыщет”. Тогда, в 1766 году, князь отделался внушением. Но уже через три года императрица показала, на что действительно способна. Её жестокая подозрительность в полной мере отпечаталась на судьбе Ильи Андреевича Батюшкова – родного дяди Николая Львовича. Илья Андреевич (брат Льва Андреевича) как раз и жил в имении Тухани. Он был, по-видимому, человеком с богатым и подвижным воображением. В провинциальной глуши, отягчённая пьянством – фантазия его часто принимала странные и даже