За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень Страница 5

вместе с Сахновским провожают актеры, причем все, прошедшие через самую знаменитую булгаковскую пьесу «Дни Турбиных», принесшую Михаилу Афанасьевичу немало славы и денег. Сталин чуть ли не пятнадцать раз смотрел ее с тех пор, как она выскочила на подмостки МХАТа тринадцать лет назад. Может, и не пятнадцать, но Булгакову нравилось это число, и он не стремился развеять миф. Когда все кому не лень пытались снять ее и выкинуть на свалку истории, вождь если не лично вмешивался и заступался, то поручал это дело Ворошилову. Десять лет назад все-таки сняли, ироды, но спустя три года состоялась вторая премьера, причем, по слухам, благодаря личному вмешательству Сталина.

– Будем ждать вас с победой, дорогой вы наш! – играла ямочками на щечках Оленька Андровская, полунемка-полуфранцуженка, всегда жизнерадостная. В этом году она сыграла в «Днях Турбиных» Елену, имела бешеный успех и теперь не без оснований рассчитывала на Наташу – единственную женскую роль в «Батуме». Ей тоже совали из окружающей толпы блокнотики и листочки, и она охотно их подписывала.

Не меньше оснований имелось получить роль Наташи и у Клавы Еланской. Ей, как и Андровской, уже сорок, но обе выглядят на ять. Еланская тоже играла Елену, но десять лет назад, как раз в том роковом году, когда «Дни Турбиных» попали под нож проклятого Главреперткома. Сколько раз сия бандитская организация резала и шпарила пьесы Булгакова, за что он дал ей прозвище «Главкипятком».

– Михаил Афанасьевич, – красивым благородным голосом говорила теперь Клавдия Николаевна, – знайте, что мы вас очень любим и всегда были на вашей стороне.

– Родные мои! – ликовал Булгаков, чуть не плача.

– Эх, жаль, я не могу с вами поехать! Поднабраться, так сказать, штришков к портрету, – сокрушался Хмелев. В самой первой постановке «Турбиных» он играл заглавную роль Алексея, на ней поднялся, роли посыпались на него отовсюду, и вот теперь, в свои тридцать семь, он – гляньте-ка! – народный артист СССР. Многие ли в таком нежном возрасте получили высшее актерское звание? И, конечно же, роль молодого Сталина в «Батуме» у Николая Павловича, можно считать, в кармане.

– Ничего, Палыч, ты и так справишься, – утешил его Сахновский.

А вот кого будет играть Сашка Комиссаров, пока неясно. В «Турбиных» он искрометно играл Николку, три года назад забавно сыграл у Григория Александрова в «Цирке» дурашливого конструктора-любителя Скамейкина, перехватив эту роль у Утесова, и теперь его воспринимают исключительно комиком. А комических ролей в «Батуме» нет, и он в шутку клянчит себе роль Николая Второго, мол, она в пьесе Булгакова карикатурная.

– Не сыпь горох, Санечка, – ободрил его Михаил Афанасьевич. – Я напишу Немировичу, чтобы тебе царя дали. – И он, засунув указательный палец за щеку, хлопнул им, изображая вылетающую из бутылки пробку, потому что вот уже и третью шампаньезу лишили девственности, и вновь устремился праздничный напиток по бокалам.

Но прозвучал неотвратимый глас судьбы, всегда не дающей людям насладиться мимолетной прелестью момента:

– Отъезжающие – по вагонам! Провожающие – отойдите от поезда!

И паровоз заревел, как верблюд, коему предстоит подниматься и тащить громадные тюки чрез пустыню, деловитый пар пробежал по перрону, и отъезжающие засуетились, ринулись по вагонам, а провожающие замахали руками им вослед, и лишь театральная бригада не спешила, попивая шампанское и весело чирикая на прощанье с артистами и Сахновским.

– Михал Фанасич, а сам ты кого наметился играть? – спросил Комиссаров.

– Известно кого, полицеймейстера, – не раздумывая, ответил автор и смешно до невозможности набычился, а Елена Сергеевна рассмеялась:

– Да он у тебя там только и делает, что вздыхает. Что ни ремарка: «Полицеймейстер вздыхает».

– Как раз про меня, я всю жизнь только и делаю, что вздыхаю, – вздохнул Булгаков.

– По вагонам, по вагонам! – сердито прохрипел глас судьбы, и тут уж театральная бригада вняла ему, поставила осиротевшие бокалы на поднос и двинулась к вагону. Елена Сергеевна от души расцеловала сына, будто виделась с ним в последний раз. Сахновский сунул еще по бутылке в карманы Булгакову и Лесли:

– Советское шампанское нужно пить в обязательном порядке, коли оно появилось.

И вот уж они иностранными буржуями разместились в вагоне международного класса, в одном купе – муж с женой, в соседнем – режиссер с театроведом. Жара стояла неимоверная, и мужчины быстро переоделись в легкие санаторные пижамы, а женщина – в блестящий шелковый халат. Не прошло и пятнадцати минут, как все сошлись в купе у мужа и жены.

– Я назначаюсь бригадиром, и сие купе объявляется бригадирским. Здесь будут решаться все насущные проблемы, начиная с шампанского, – возгласил с важным видом писатель.

– А также пирожков, – добавила новоиспеченная бригадирша, выкладывая на столик кулек с румяными и аппетитными спутниками любого русского человека.

– Доброго дня, билетики, пожалуйста, – всунулась в купе округлая физиономия проводника. Проворно проверив документы, он ласково спросил: – Что угодно подать?

– Бокалы извольте, – ответил Булгаков. – Икры, семги, осетрины. Но учтите, только первой свежести и никакой более. С нами едет гражданин Шотландии, потомок великих шотландских полководцев. – Он указал на Лесли. – Нет ли у вас блюд национальной шотландской кухни?

– Каких изволите? – проводник покосился на гражданина Шотландии недоверчиво, ибо только что лицезрел паспорт, свидетельствовавший, что Лесли Платон Владимирович отчетливо является гражданином СССР.

– Хаггис принесите, – надменно продолжал заказывать бригадир.

– Шутите? – укоризненно покачал головой проводник. – Знать бы еще, что это такое.

– Да это типа нашей няни из бараньего сычуга, только поговенистее, – сказал бригадир, на что режиссер с театроведом покатились со смеху, а бригадирша гневно воскликнула:

– Миша!

Но тотчас и сама засмеялась. Не от шутки, которая была так себе, а просто от распиравшего чувства счастья, от радости грядущего.

Михаил Афанасьевич Булгаков и Елена Сергеевна Булгакова

Апрель 1935

[МБ КП ОФ-3170/14]

– Икра имеется такая и такая, – сурово сказал проводник. – Какую изволите?

– И такую, и такую, – ответил Виленкин. – Жрать охота, товарищи.

– Закуски принесу, а горячее только в вагоне-ресторане. Да и закуски оттуда, за доставку с наценкой. Берем?

– Приемлем и нимало вопреки глаголем, – возгласил бригадир голосом митрополита, коего провозгласили патриархом. – Счет пока не закрывайте, мы до вечера кутить затеяли.

Проводник исчез, а в купе разгоралось веселье.

– И где это вы шотландскую няню ели? – спросил Виленкин.

– В американском посольстве, оф кос, – ответил Булгаков. – Вообще-то вкусно, но с виду говным-говно и малость пованивает навозцем.

– Нисколечко! Не свистите, парниша, – возразила Елена Сергеевна.

– Люсенька, как говорят донские казаки, не любо – не слушай, а врать не мешай, – обнял ее Михаил Афанасьевич и ласково поцеловал в нежную щечку.

Виленкин и Лесли невольно залюбовались сидящей напротив них парочкой,