Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко Страница 41

ложью и гнусной клеветой: «На базарах в г. Вильнюсе я вообще бывала очень редко и никогда органами милиции не задерживалась», а «мебель в количестве 26 предметов на сумму 20 050 р. была передана на баланс управления делами ЦК ВКП(б). Эта мебель находится во временном пользовании у нас в кв. 23 по Старо-Конюшенному пер. д. № 19, но числится она на балансе управления делами ЦК ВКП(б). Оставшуюся мебель я сдала зав. секретариатом бюро ЦК ВКП(б) по Литве»[126].

После этого Жданов захотел узнать позицию Суслова. Тот же все обвинения в свой адрес категорически отмёл. «Должен заявить Вам, Андрей Александрович, – написал он Жданову 9 октября 1946 года, – что пишу это объяснение с большой болью: за 25 лет своего пребывания в партии мне никогда ещё не приходилось объясняться за свою личную жизнь. Всегда и всюду я проявлял партийную щепетильность в отношении материальных благ жизни и очень мало интересуюсь ими. И глубоко уверен в том, что никто не бросит в меня грязь в этом отношении. Тем с большей болью пришлось читать записки т.т. Щербакова и Сидорова»[127].

На этом рассмотрение заявления Щербакова закончилось. Жданов счёл, что Суслов ни к каким спекуляциям причастен не был.

Не знаю, просочилась ли информация о жалобах на Суслова в аппарат ЦК и если да, то как на неё отреагировали рядовые сотрудники отделов ЦК. Но известно другое: те, кто работал бок о бок с Сусловым, всегда считали его аскетом, которого абсолютно не волновал собственный быт. Перешедший к нему в аппарат в 1947 году из Агитпропа Григорий Шумейко рассказывал: «Насколько мне удалось лично узнать этого человека за время работы в Международном отделе ЦК ВКП(б) под его непосредственным руководством в первые послевоенные годы и позже, он был и остался неизменно в моём представлении образцом настоящего аскета. В шутку иногда говорили: «Суслов – что святой. Но и святые бывают вредными». Не могу представить себе в его личной жизни, ничего более заслуживающего внимания, чем постоянная усидчивая кабинетная работа, ни тебе мягкого расплывшегося широкой улыбкой лица, ни ленностного мужского расслабления, чем грешны бывают люди»[128]. Пока шло рассмотрение поступившего из Литвы заявления Щербакова, Суслов не стал таиться и выжидать. Наоборот, он ещё больше активизировался. Как рьяно его отдел взялся тогда за масштабные проверки организаций, игравших ключевую роль в нашей внешнеполитической пропаганде! В частности, люди Суслова побывали в Совинформбюро, ТАСС и в Радиокомитете. Выяснили, что все эти организации оказались чрезвычайно разбухшими и малоэффективными. Крепких профессионалов в них было раз-два и обчёлся.

Какие-то проблемы Суслов попытался решать пожарными методами. По его предложению Кремль, в частности, укрепил руководство ТАСС, направив туда в начале сентября 1946 года ещё одного заместителя начальника – А.В. Солодовникова. Кому-то понравилось, как этот функционер управлял отделением агентства в Австрии. Но что мог Солодовников? Разве что пыль в глаза пускать. Толку от него в центральном аппарате ТАСС оказалось очень и очень мало.

Впрочем, Суслов понимал, что два-три назначенца перестроить работу крупнейшего информационного агентства страны вряд ли смогут. Там надо было менять почти всё. И начинать, наверное, следовало с головы.

Во главе ТАСС с 1943 года стоял Николай Пальгунов, заменивший другого испытанного борца идеологического фронта – Якова Хавинсона. Но, по сути, ничего не добился. Значит, его в первую очередь и стоило бы убрать. Но конкретно против этого был Жданов. И что тут мог сделать Суслов? Только руками развести.

Ещё хуже оказалась ситуация в Совинформбюро. Когда оно создавалось летом 1941 года, в нём был всего 41 сотрудник. А к лету 1946 года только центральный аппарат распух до 437 человек.

После фронтальной проверки Совинформбюро выяснилось, что эффективность его близка к нулю. Во многом по материалам Суслова 9 октября 1946 года ЦК принял постановление о Совинформбюро. Кремль признал работу Совинформбюро неудовлетворительной и отметил, что оно не смогло правильно определить после Победы новые приоритеты. «Совинформбюро, – подчёркивалось в постановлении, – не концентрировало своего внимания на главных очагах антисоветской пропаганды (США, Англия), распыляло силы и средства в своей работе, не сумело организовать планомерной и действенной контрпропаганды против развернувшейся после войны англо-американской антисоветской кампании»[129]. В ЦК пришли к выводу, что Совинформбюро в вопросах пропаганды за границу заняло оборонительную пассивную позицию и действовало крайне примитивно.

А кто был в этом виноват? Естественно, редакторы. По мнению ЦК, большинство не знали политики, экономики и культуры стран, для которых они готовили материалы. Это означало, что кадры следовало перешерстить. ЦК обязал руководство бюро сократить центральный аппарат чуть ли не в два раза.

Вообще-то после такого разгромного постановления следовало немедленно менять всё руководство Совинформбюро, начиная с Лозовского. Судя по всему, именно это предлагал и Суслов. Но против выступил начальник Агитпропа ЦК Александров. И не потому, что Лозовский его очень устраивал. Александров опасался, как бы не возник другой вопрос: а кто в ЦК до этого курировал Лозовского, не Агитпроп ли, и, если это так, то не следовало ли отправить в отставку заодно и всё агитпроповское начальство? Видимо, Александров и смог убедить Жданова Лозовского пока не трогать.

После Совинформбюро подошла очередь Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). Вообще, этот Комитет сначала задумывался как структура при Совинформбюро под началом Лозовского. Но в апреле 1942 года Кремль отказался пристёгивать его к официальному органу. И так получилось, что никаких постановлений об учреждении ЕАК ни парторганами, ни правительством не принимались. В войну задачи новой структуры определяли в основном два человека: секретарь ЦК ВКП(б) Александр Щербаков и старый большевик Дмитрий Мануильский, который какое-то время работал в аппарате ЦК. По их мнению, главной целью ЕАК должна была стать мобилизация еврейского населения за рубежом на борьбу против фашизма. Кроме того, комитету вменялась пропаганда достижений СССР в зарубежной печати. Он должен был готовить и регулярно посылать за границу материалы о наших успехах. Возглавил ЕАК актёр Соломон Михоэлс, а секретарём комитета стал журналист Шахне Эпштейн.

Первые серьёзные осложнения у ЕАК возникли в 1944 году – после того, как Молотов одобрил предложение по созданию еврейской советской республики в освобождённом Крыму. Но открыто своё недовольство данным комитетом партаппарат стал выражать лишь через год после Победы. Некоторые исследователи до сих пор убеждены, что дело о ЕАК инициировал лично Суслов, который якобы плохо относился к целому ряду народов. Однако тот контекст, в котором он поднял вопрос, говорит о другом.

Смотрим. Да, 23 сентября 1946 года Суслов пишет Жданову: «Прошу включить в план работы Оргбюро на октябрь – декабрь следующие вопросы Отдела внешней политики: «1. Об Антифашистском Еврейском комитете и Антифашистском Комитете советских учёных»[130]. Напомню: Суслов до этого организовал проверки ТАСС, Совинформбюро и других информационных структур. И ни одна из них не носила антисемитского характера. Более того, когда выявились