Краснофлотцы - Артем Владимирович Драбкин Страница 39

В это время прогрохотал второй взрыв. Нам стало ясно, что наш корабль наскочил сначала на одну, потом на другую мину. Короче говоря, это была самая страшная ночь в моей жизни. После третьего взрыва мы разбрелись по всему кораблю. Мы с Мишей Дудиным все время держались вместе. Нам сунули в руки носилки, и мы какое-то время таскали из трюма раненых, где, между прочим, размещались бойцы моего батальона. И один, и другой борт судна оказались развороченными. «Иосиф Сталин» начал погружаться на дно. Но там работала система водонепроницаемых отсеков. У нас были задраены все отсеки, находившиеся ниже уровня воды. Так что воду не пустили в центральную часть. Впрочем, кормовая часть оказалась все-таки затопленной. Я имею в виду машину. Корабль заметно накренился. Мы с Дудиным стали на носилках эвакуировать раненых в кают-компании, где развернули что-то вроде «Скорой помощи». На «Иосифе Сталине», конечно, были врачи, служившие в разных частях. Всего же на судне находилось около шести тысяч пассажиров. Это был как арьергард. Можно сказать, последние бойцы, снятые с полуострова.

Четвертый взрыв оказался страшным и грохочущим. Создавалось такое впечатление, что корабль разорвался на части. Дудин затащил меня в каюту, где стояли наши винтовки в первом виде, и сказал: «Давай застрелимся! Я не хочу и не буду кормить рыб». И стал тянуть свои длинные ручищи к винтовке. Я ударил его по руке и сказал: «Нет, идем!». «Куда идем?» — спрашивал он меня. «Идем наверх!». В общем, я вытащил его из каюты. Нам удалось пробиться на верхнюю палубу. Ведь там были не просто задраены двери. Где-то что-то было распахнуто. Там же находилась толпа. Когда мы выбрались на верхнюю палубу, то она оказалась забитой людьми. Картина нам представилась следующая. Кто-то сверху с мостика строчит из автомата и, так сказать, расстреливает безумную ночь. Штормит. Не сильно, но все же ощущается качка. И такая кругом полутьма — луна где-то в туче то выглядывает, то нет. Я эту ночь так хорошо запомнил, что, кажется, будто все это происходило вчера. Это, повторюсь, была самая страшная ночь в моей жизни. Вдруг Мишка дернул меня за рукав и сказал: «Смотри!». Я заметил, что к борту «Иосифа Сталина» подошел тральщик. Борт нашего «Иосифа Сталина» стоял еще довольно высоко над водой. Тральщик же стоял низко. На него тут же посыпались наши люди. Причем пришвартовать тральщик к борту нашего корабля не представлялось никакой возможности, так как борт был накренен. Так как тральщик то прибивало волной, то он отбрасывал качели, то рассчитать прыжок оказывалось непросто. Можно было запросто попасть в воду между бортом «Сталина» и бортом тральщика.

Температура декабрьской воды составляла 15–20 градусов. От этой ледяной воды перехватывало дыхание. И все же Мишка Дудин вскарабкался на фальшборт и, держась за стойку, улучил момент и прыгнул на тральщик. Там его, как говорят, подхватили. Он орет мне: «Женька, прыгай! Прыгай, прыгай!». Голос его все больше удалялся. Я тоже вскарабкался на этот фальшборт, приготовился прыгать, как вдруг рядом резко прошли два тральщика. После этого на тральщике, на котором находился Миша, резко заработали машины. Голос Миши все больше и больше удалялся. Стоя на фальшборте, держась за какую-то стойку и вися над водой, я подумал: «Ну все, кончено!». Так прошли какие-то минуты или часы, как вдруг подошел еще один тральщик. Его номер я запомнил на всю свою оставшуюся жизнь — «БТШ-217». Я прыгнул на него. Также на него прыгнула еще какая-то часть наших ребят. Вся же наша группа сумела прыгнуть на предыдущий тральщик, с которым ушел Дудин. 217-й же тральщик, на который соскочил я, стал последним кораблем конвоя, который подходил к борту корабля «Иосиф Сталин». Надо сказать, тральщик оказался страшно переполненным: люди тесно стояли и на верхней палубе, и на мостике.

Остальные, как я понимаю, погибли?

На «Иосифе Сталине» все вышло совсем по-другому. После того, как на корабле взрывами разворотило машинное отделение, он потерял ход. Дрейфом его отнесло к южному эстонскому берегу, занятому противником. Считается, что четыре тысячи человек из шести тысяч (во всяком случае, три с половиной тысячи точно) остались на корабле. Были спасены только полторы или две тысячи наших людей: они прыгнули на корабли конвоя. Уделом всех остальных стал фашистский плен. Весь день 3 декабря они ждали прихода наших кораблей, которые должны были их снять и спасти. Но они так и не появились. А 4 числа к ним подошли немецкие корабли. И все оставшиеся гангутовцы, которые так храбро сражались с противником, угодили в плен. Многие из них там погибли, часть уцелела. Кроме того, меньшую часть пленных отдали финнам (большая часть оставалась у немцев). Их вернули на полуостров Ханко и заставили его разминировать.

Ну а мы, спасшиеся, пришли на остров Гогланд, расположенный в середине Финского залива. Переночевав на нем, мы встретились с той частью ребят, которая ушла до нас вместе с Дудиным. С Мишей мы радостно обнялись, и в течение целого дня 3 декабря бродили по острову и искали себе какую-нибудь пищу. В итоге мы наткнулись на мясные туши, висевшие на поляне в лесу. Мясом оказалась конина. Мы отрезали куски мяса, нашли ведро, а один из наборщиков Еременко сварил такой отменный суп, вкуснее которого я в своей жизни не ел. Пропитавшись этим супом, мы вечером легли спать. Спали мы на соломе в финских домиках, которые оставались пустыми. Постепенно это дикое напряжение нас начало отпускать. И Миша Дудин сочинил на каждого из нас похабное двустишие. Он, вообще-то говоря, был крутым мастером подобных импровизаций. Некоторые из этих двустиший мне запомнились.

В общем, такие вещи он сочинял про каждого из нас. А когда мы уже стали засыпать, то он принялся читать старинную балладу Шиллера, которая начиналась такими словами: «Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой, в ту бездну прыгнет с вышины? Бросаю мой кубок туда золотой: кто сыщет во тьме глубины, мой кубок и с ним возвратится безвредно, тому он и будет наградой победной. Так царь возгласил, и с высокой скалы, висевшей над бездной морской, в пучину бездонной, зияющей мглы он бросил свой кубок златой». Так закончилась эта ночь.

А утром 4 декабря нас погрузили на катер БТЩ-215, и в длинном караване мы вышли в Кронштадт. При подходе к Кронштадту уже начинался лед. Нас встретил ледокол «Красин», кстати, старый дедушка русских ледоколов, который пробил для нас проход во льду. Следом за ним мы и пришли