Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков Страница 36

отдавать монастырям свои поместья в виде вкладов по душе; все вотчины, отданные боярами в монастыри по смерти Василия III, велено было отобрать обратно в казну. Собор установил особый налог для выкупа русских людей, попадавших в плен к татарам: эта повинность касалась всех без исключения, как общая христианская милостыня.

Не осталось без внимания книжное дело. Большинство книг на Руси были переводными — переводили с греческого и латинского языков, много раз переписывали древние тексты. И то и другое исполнялось плохо: переводы были неточными, при переписке в тексты вкрадывались ошибки и поддельные вставки. Более того, поскольку все книжное и письменное относили тогда к церковной области, так называемые отреченные книги (апокрифы и другие) чтились наравне с каноническими книгами, и Святым Отцам приписывалось то, чего они никогда не писали. Стоглав установил нечто вроде духовной цензуры, поручив ее выборным церковным старостам и десятским. Книжная справа взялась ими под надзор; переписанные книги должны были получить их одобрение, они же могли изъять из обращения и продажи книги неисправленные.

Собор приложил усилия к распространению просвещения и грамотности. К тому времени на Руси остались лишь смутные воспоминания, что некогда, при князьях Владимире Святом и Ярославе Мудром, на Руси существовали училища, которые впоследствии исчезли. Чтобы повысить грамотность духовенства, собор постановил вновь завести постоянно действующие училища и назначил избранных духовных лиц, которые обязаны были открыть их в своих домах; мирянам рекомендовалось отдавать своих детей в эти училища для обучения грамоте, письму и церковному пению.

В связи с вопросом о книжной справе Стоглав коснулся и иконописания, постановив писать живописцам иконы с древних образцов, как писали греки, Андрей Рублев и прочие прославленные живописцы, а от своего замышления ничего не изменять. Это постановление было призвано остановить проникновение в стиль русской иконописи приемов западноевропейской живописи. Впрочем, многие живописные новшества ввергали русских людей в соблазн исключительно по невежеству. Так, во Пскове в 1540 году, к Успеньеву дню, перехожие старцы привезли с собой образы святого Николая и святой Пятницы в киотах («на рези»), В Пскове таких икон прежде никогда не видали, и многие сочли их почитание «болванным поклонением», то есть идолопоклонством; «была в людях молва большая и смятение». Простые люди обратились к священникам, те к наместникам; в результате старцев схватили, а иконы отослали к Макарию, который был тогда Новгородским архиепископом. Только тогда выяснилось заблуждение невежд. Макарий сам молился перед этими иконами, пел им соборно молебен и, воздав им всеподобающую честь, сам проводил до судна, отплывавшего во Псков, и заповедал псковичам эти иконы у старцев выменять и встречать их соборно.

По некоторым соборным актам, в частности по вопросам церковного и монастырского землевладения, видно, что Иван принимал сторону нестяжателей (это лишний раз доказывает, что митрополит Макарий не был автором вопросов, предложенных Стоглавому собору). В них содержится много обличений, чувствуется искреннее стремление к обновлению и преобразованию церковной жизни. Но также ощущается разница между тем, кто задает вопросы, и теми, кто на них отвечает. В соборных ответах прослеживается недовольство спрошенных, их упорное стояние в привычной старине. В целом Стоглавый собор, в отличие от Земского собора 1550 года, носил не реформаторский, а охранительный характер. С этим согласны и историки Церкви. «Стоглав был задуман, как «реформационный» собор, и осуществился, как реакционный», — пишет протоиерей Г. Флоровский в своей книге «Пути русского богословия» (Париж, 1937).

***

Со Стоглавым собором тесно связано начало книгопечатного дела в России. Ибо, несмотря на то что Печатный двор появился в Москве намного позже, сама идея его заведения относится к постановлениям собора о книжной справе. Исправление рукописных книг продвигалось медленно, поэтому для скорейшей замены старых книг новыми решено было воспользоваться уже давно известным в Европе средством — типографским станком.

Вначале думали воспользоваться опытом иноземных мастеров, но пограничные с Московским государством страны — Ливония и Речь Посполитая — не пропускали в Москву знающих ремесленников, в том числе и типографов. Правда, в 1552 году датский король Кристиан III прислал в Москву Ганса Миссингейма, который привез с собой печатные книги — Библию и еще два сочинения с изложением учения лютеранства. Собственно, целью посольства Миссингейма было не распространение в России книгопечатания, а обращение Ивана в лютеранство: лишь в том случае, если царь примет новое вероучение, Миссингейм соглашался перевести указанные книги на русский язык и напечатать в нескольких тысячах экземпляров. Нам ничего неизвестно, как датский посол был принят в Москве, — скорее всего, с изумлением.

Инициатива в создании русского Печатного двора принадлежала самому Грозному, который поделился этой мыслью с митрополитом Макарием. Владыке эта идея пришлась очень по душе. С его благословения царь велел строить дом для типографии на Никольской улице и приискивать мастеров. Постройка Печатного двора длилась десять лет. В апреле 1563 года было начато, а 1 марта следующего года кончено печатание первой книги — Апостола. Руководил работой дьякон Николо-Гостунского собора Иван Федоров, в совершенстве изучивший (быть может, в Италии) искусство книгопечатания: он умел не только сам набирать и печатать, но и отливал очень искусно литеры. Помогал ему Петр Тимофеев.

В 1565 году был напечатан Часослов. На этом дело приостановилось. Федорова обвинили в ереси, и он был вынужден бежать в Литву. Обвинителями его были, видимо, книгописцы, увидевшие в торжестве печатного станка подрыв своего ремесла. По преданию, Печатный двор был сожжен этими людьми. Но истребить книгопечатание не удалось. Печатное дело было восстановлено и велось теперь уже под руководством Никифора Тарасиева и Андроника Невежи. В 1568 году вышла Псалтирь, и книгопечатание в России окончательно утвердилось.

Что касается изгнанников, Ивана Федорова и Петра Тимофеева, то они вначале трудились в Литве у гетмана Ходкевича, ревностного покровителя православия, который подарил Федорову близ Заблудова «весь немалу» (поместье), где русский первопечатник и завел новую типографию. Потом он подвизался во Львове, а Петр Тимофеев в Вильне. Наконец Федоров переехал в Острог к православному князю Константину Константиновичу Острожскому и напечатал в 1581 году Библию на славянском языке — знаменитую Острожскую Библию.

Умер Иван Федоров в декабре 1582 года, в большой нужде. Надгробный камень с его могилы во Свято-Онуфриевом базилианском монастыре в 1883 году, по приказанию настоятеля отца Сорницкого, был разбит и употреблен на строительство каменной ограды. Слепок с плиты был привезен в Россию в 1873 году графом А.С. Уваровым и подарен в возобновленное древнее книгохранилище при московском Печатном дворе. Надпись на ней гласит: «Иоанн Феодорович друкар москвитин, который своим тщанием друкование зендбалое обновил, прставися в Львове року 1583 декамбрв. 5». На середине камня читаются полустертые слова: