Нежные страсти в российской истории. Любовные треугольники, романтические приключения, бурные романы, счастливые встречи и мрачные трагедии - Сергей Евгеньевич Глезеров Страница 34

Покинув сцену навсегда, давал частные уроки. Кстати, одной из его учениц была Екатерина Гельцер — будущая знаменитая балерина, которую называли «Екатериной Первой Большого театра» (кстати, ей потом приписывали роман с Карлом Густавом Маннергеймом). Правда, отзывы о педагогических талантах Ираклия Никитина остались не самые восторженные. Мол, вел уроки сухо и не умел заинтересовать своих маленьких учениц.

Что же касается Елизаветы Никитиной, дочери Всеволожского и Овошниковой, то она окончила балетное отделение театрального училища в 1845 году и стала признанной танцовщицей Петербургской императорской труппы.

«На страницах периодической печати и в ряде воспоминаний современников о Елизавете Никитиной писали как о подающей большие надежды танцовщице, — отмечает Янина Гурова. — Но сценическая деятельность талантливой балерины была скоротечной: на одном из представлений балета “Жизель” она упала в люк, ведущий под сцену, вследствие чего получила несколько травм (в том числе и позвоночника), из-за которых больше не смогла танцевать».

Дирекция Императорских театров предоставила ей для лечения «трехмесячный отпуск с сохранением содержания». Однако после этого инцидента ее театральная карьера прекратилась…

«Любить. Молится. Петь»

Когда говорят о друзьях Пушкина, то непременно вспоминают и Петра Андреевича Вяземского, которого в свое время называли «остроумнейшим русским писателем». Отношения Вяземского с Пушкиным нельзя назвать безоблачными: известно, что тот оказывал знаки внимания жене Петра Андреевича. Впрочем, любвеобильному поэту, наверное, это простительно: он увлекался прекрасными дамами так же быстро, как расставался с ними, находя новые «объекты» своей страсти…

Петр Андреевич Вяземский старше Пушкина на семь лет и принадлежал практически совсем к другому поколению — тех, кто участвовал в войне против Наполеона. Незадолго до войны, в 1811 году, он женился — на княжне Вере Федоровне Гагариной, которая, между прочим, была его старше на два года.

Известный мемуарист Филипп Вигель так описывал княжну: «Не будучи красавицей, она гораздо более их нравилась… Небольшой рост, маленький нос, огненный, пронзительный взгляд, невыразимое пером выражение лица и грациозная непринужденность движений долго молодили ее. Смелое обхождение в ней казалось не наглостью, а остатком детской резвости. Чистый и громкий хохот ее в другой казался бы непристойным, а в ней восхищал; ибо она скрашивала и приправляла его умом, которым беспрестанно искрился разговор ее».

Согласно легенде, знакомству Вяземского и княжны Веры предшествовала курьезная история. Всему виной был башмачок, брошенный ради забавы в усадебный пруд. Кавалеры, в том числе князь Вяземский, который был в гостях, бросились его вытаскивать. Вяземский захлебнулся, промок до нитки и заболел, а потому не смог покинуть поместье. Слег в постель, за ним ухаживали, и всех усерднее Вера. Дабы прекратить сплетни, им предложили уже наконец-то пожениться. Причем Вяземский венчался, сидя в кресле, поскольку еще не совсем выздоровел.

О помолвке княжны Веры Гагариной с Петром Андреевичем Вяземским объявили в сентябре 1811 года, а 18 октября состоялась свадьба. Уже в 1812 году у них родился сын, которого назвали Андреем, в честь деда. В том году поэт посвятил жене стихотворение «К подруге», в котором были и такие строки: «От суетного круга, // Что прозван свет большой, // О милая подруга! // Укроемся со мной. // Простись с блестящим светом, // Приди с своим поэтом, // Приди под кров родной, // Под кров уединенный, // Счастливый и простой, // Где счастье неизменно // И дружбой крыл лишенно // Нас угостит с тобой!»

Петр Вяземский действительно очень любил княжну Веру — об этом могут свидетельствовать хотя бы письма, которые он отправлял жене из действующей армии. В Отечественной войне он показал себя настоящим героем: участвовал в Бородинской битве, лошадь под ним была ранена, а сам Вяземский чудом уберегся от вражеских пуль.

«Я сейчас получил твое письмо с двумя образами и повесил их на шею, как ты мне велела, — писал Вяземский жене из армии 21 августа 1812 года. — Я их не сниму, милый мой друг, ты можешь быть в том уверена. Повторяю тебе мою просьбу писать ко мне чаще… Итак, заклинаю тебя, милая моя Вера, как можно более покоряться рассудку и не предаваться всем страхам, которые будет рождать в тебе воображение и нежная твоя ко мне любовь. Молись Богу обо мне, я об тебе, и все пойдет хорошо… Обнимаю тебя нежно, и в поцелуе моем передаю тебе душу мою…» «Обязанности военного человека не заглушат во мне обязанностей мужа твоего и отца ребенка нашего, — читаем в письме Вяземского жене, датированном 24 августа 1812 года, за несколько дней до Бородинской битвы. — Ты небом избрана для счастья моего, и захочу ли я сделать тебя навек несчастливою? Я буду уметь соглашать долг сына отечества с долгом моим и в рассуждении тебя. Мы увидимся, я в этом уверен. Молись обо мне Богу. Он твои молитвы услышит, я во всем на Него полагаюсь.

Прости, дражайшая моя Вера… Мы созданы друг для друга, мы должны вместе жить, вместе умереть… Ты в душе моей, ты в жизни моей. Я без тебя не мог бы жить. Прости! Да будет с нами Бог!»

А это письмо Вяземский отправил жене уже после битвы при Бородино, 30 августа 1812 года: «Я в Москве, милая моя Вера. Был в страшном деле и, слава Богу, жив и не ранен, но однако же не совершенно здоров, а потому и приехал немного поотдохнуть. Благодарю тебя тысячу раз за письма, которые одни служат мне утешением в горести моей и занятием осиротелого сердца. Кроме тебя, ничто меня не занимает, и самые воинские рассеяния не дотрагиваются до души моей. Она мертва: ты, присутствие твое, вот — ее жизнь; все другое чуждо ей… Дело было у нас славное, и французы крепко побиты, но однако ж армия наша ретировалась… Пропасть знакомцев изранено и убито. Ты меня сохранила. Прости, ангел мой хранитель».

П.А. Вяземский

В 1817 году Вяземский принял решение поступить на службу: к тому времени уже успел, по собственному его выражению, «прокипятить» на картах полмиллиона. Он был определен в Варшаву, в канцелярию полномочного делегата при Правительствующем совете Царства Польского. Карьера продолжалась недолго: в 1821 году Вяземского отстранили от дел и удалили из Варшавы. Историки считают, что причинной стали «польские симпатии» Вяземского, а