Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц Страница 28

политиков, юристов или ораторов, тем самым закладывая основы будущей карьеры. Во времена Нерона выбирать было не из чего, и армии империи состояли из профессиональных солдат. Однако полезные связи в обществе оставались козырем, который можно было разыграть, если только в какой-то момент не испортить отношения с императором.

По этой причине ношение toga virilis не потеряло своего юридического, культурного и социального значения даже в императорскую эпоху. Как и прежде, гордые отцы выводили своих недавно созревших отпрысков на форум, чтобы представить их публике. Плиний Младший, близкий друг императора Траяна, упоминает в письме, что его неоднократно приглашали на эти торжества[367]. Многие авторы с теплым чувством вспоминали, как закончилось их детство. У Овидия и Проперция toga virilis становится toga libera, тогой свободы, провозглашавшей освобождение и независимость от тесных семейных уз[368]. Это был важный момент – впервые показать себя публике полностью в белом.

Когда наступит этот день, решает отец, оценивая физическое и ментальное состояние своего сына. Как правило, момент наступал в 15 или 16 лет. Но были исключения. Калигуле уже исполнилось 19 лет, когда ему разрешили надеть мужскую тогу, Тиберию – 14, а Нерону – всего лишь 13[369]. Возможно, но маловероятно, Клавдий лично провел телесный осмотр своего приемного сына Нерона. Не менее важно и то, что здесь проявила инициативу Агриппина, поскольку матери всегда имели веское мнение по любому вопросу, особенно когда родного отца уже не было в живых[370].

Однако 51 год был особенным и для Клавдия: он отпраздновал свою 10-ю годовщину вступления на престол, а 10 августа ему исполнилось 60 лет. Кроме того, в этом году он позаботился о своем вступлении в пятое консульство. Таким образом, облачение Нерона в toga virilis в 51 году не было случайностью и желанием исключительно Агриппины. Скорее, несколько торжественных событий в жизни императорского дома намеренно отпраздновали в один год, – и обстоятельство, что Нерон находился в центре внимания, многое говорит о его будущей роли.

У самого Клавдия не было приятных воспоминаний о достижении им совершеннолетия, по крайней мере, если судить по рассказу Светония: в день, когда ему разрешили надеть toga virilis, болезненного юношу во мгле ночной поспешно доставили на Капитолий, где затем быстро совершили обычное жертвоприношение в храме капитолийской триады (Юпитер, Юнона и Минерва) – без огласки и без церемоний[371]. Это, безусловно, преувеличение. Светоний продолжает эксплуатировать давний образ слабоумного и внешне непривлекательного императора именно в тот момент, когда он должен был показаться своим современникам особенно неприятным, а именно когда юноша становился мужчиной. Чему еще удивляться после такого начала взрослой жизни?

Послание, имеющее определенный вес

Если tirocinium fori, первое публичное выступление на форуме, как и первый день в toga virilis, уже было особым событием в жизни рядового римлянина, то в случае с мальчиками из императорского дома оно значило гораздо больше. Родственник императора достиг совершеннолетия и, таким образом, по закону мог унаследовать принципат. Вскоре вся империя знала: у династии появился потомок мужского пола, способный править.

Для расстановки сил в семье, окружавшей Клавдия, облачение Нерона в toga virilis также имело последствия. На данный момент Нерон опередил своего сводного брата Британника. С наступлением полной дееспособности он будто в одночасье стал заметным. Общественные обязанности стали более доступными, в то время как сфера влияния и восприятия Британника по-прежнему распространялась исключительно на семью. Клавдий остался верен своему курсу, в духе Августа позаботившись о преемнике на раннем этапе. Нерон был кандидатом дня, но нет никаких оснований полагать, что Клавдий не поставил бы Британника в такое же положение после достижения необходимого возраста. Система принципата требовала подготовки преемника. Клавдий понимал это, в отличие от многих императоров, которые надевали пурпур как до, так и после него.

Кандидат в преемники

Программа, которую Клавдий подготовил для Нерона, была чрезвычайно обширной и даже превзошла меры Августа, принятые последним для продвижения своих внуков и желанных преемников Гая и Луция Цезарей[372]. Через несколько дней после того как Нерон надел toga virilis, сенат постановил, что в 57 году он должен стать консулом. Как и вечному образцу для подражания Октавиану, ему будет всего 19 лет, когда он впервые вступит в полномочия консула. То же постановление сената также предусматривало наделение подростка imperium proconsulare, властью, позволявшей Нерону, которому еще не исполнилось 14 лет, править за пределами Рима и в провинциях[373]. Прежде ничего подобного не случалось.

В сакральной сфере Нерон отныне стал важной фигурой, заняв по одному месту в каждой из четырех основных жреческих коллегий[374]. Такое нагромождение религиозных должностей уже отдавало имперским пафосом. Тому, кто одновременно принадлежал к авгурам, понтификам, эпулонам и квиндецимвирам[375], боги, император и мать поистине приготовили великий жребий. Правда, принадлежность к жреческим коллегиям не наделяла Нерона особой ответственностью. Он не стал в одночасье экспертом в области религии, с которым магистраты или сенат могли консультироваться, когда возникала какая-то проблема. Более старые и опытные понтифики подходили для этого гораздо лучше. И, скорее всего, никто и никогда не видел, чтобы молодой Нерон в регалиях авгура сосредоточенно наблюдал за пищевым поведением священных цыплят, чтобы таким образом узнать волю богов. Дело было не в этом. Важно, чтобы Нерон присутствовал на публичных мероприятиях жреческих коллегий, и люди могли видеть его в этой роли.

Вдобавок Клавдий присвоил ему титул princeps iuventutis, который Август также когда-то передал своим горячо любимым внукам Гаю и Луцию. Август почтил их обоих как «первых из римской молодежи» и уже концептуально поставил в один ряд с первым из римских граждан, с самим собой, princeps civium. Клавдий воспользовался этим и для распространения благой вести выбрал золото и серебро: начиная с 51 года каждый мог полюбоваться Нероном в роли princeps iuventutis на монетах и принять к сведению его священство[376].

Раздача зерна римскому плебсу завершила все эти мероприятия и создала Нерону благоприятный имидж среди тех жителей столицы, которые реже контактировали с золотыми и серебряными монетами. Преторианцы, важность которых для безопасности императорской семьи и Клавдий, и Агриппина слишком хорошо осознавали благодаря собственному опыту, были привлечены на правильную сторону щедрым денежным подарком от имени Нерона[377]. На денариях, выпущенных по этому случаю, была изображена Агриппина Августа в венке богини плодородия Цереры на аверсе и Нерон на реверсе[378]. Изображение предполагаемого преемника и его матери на одной монете также было в новинку[379]. Впоследствии преторианцам была предоставлена дополнительная сцена – Нерон устроил им помпезное шествие по городу. Сам он демонстративно шел впереди со щитом в руке и таким образом символически