Эдуард Лимонов - Андрей Балканский Страница 27

было действительно так. Когда во время похода на Москву мы, прибыв в Псков, увидели местных нацболов, то, мягко говоря, удивились: это была группа молодых людей в черных рубашках и повязках в виде имперского флага с орнаментом из трех свастик. В довершение ко всему они оказались язычниками — ребята составляли организацию «Союз венедов Псковщины» и долго искали, к какой бы общероссийской политической организации примкнуть, в итоге остановившись на НБП.

Что до Питера, то всё было далеко не так однозначно. Тот же Бенес не раз гостил у Гребневых. А у нашей «банды штурмовиков» периодически случались стычки со скинхедами и футбольными фанатами. К примеру, однажды во время матча «Зенита» до Жени Павленко, пришедшего туда с партийным флагом, докопались правые фанаты-ультрас. Его избили толпой, но знамя он так и не отдал. Мы решили мстить и отправились на ближайший футбольный матч. Правда, играл не «Зенит», а питерское «Динамо» с командой из Ростова, но по нашей информации ультрас там должны были быть. Вооружившись палками и бутылками и прибыв в составе пары десятков человек к стадиону имени Кирова, мы встали сверху трибун и стали вычислять возможных нападавших. Хулиганы занервничали и… пожаловались на нас ОМОНу. «Что у вас со скинами, парни? Шли бы вы отсюда, а то заберем», — посоветовал нам их старший.

Мы решили подождать неприятеля в метро, по дороге подкрепились пивком и в боевом настроении спустились на станцию «Петроградская». Через некоторое время бритые люди в розочках стали спускаться по эскалатору. Следующие несколько минут шло «избиение младенцев»: кого-то били головой о металлические двери станции, я заехал кому-то ногой по яйцам, скины орали от ужаса. Крики: «Не трогайте меня, я из Ростова!» — действия не возымели. Пассажиры в ужасе жались к стенам и звали милицию. А сверху рокотал раскатистый бас Гребнева-старшего: «Бейте их, это фашисты! Они не заслуживают жалости!»

Запрыгнув в подъехавший поезд, мы отбыли без потерь, оставив на платформе нескольких лежащих в крови и стонущих фанатов. Молва быстро разнесла это по городу, и больше таких инцидентов не было. Со скинами, впрочем, случались и другие стычки, после чего они стали относиться к нашей банде штурмовиков гораздо лояльнее — иногда даже присоединялись на первомайских демонстрациях или заходили к Гребневу-старшему выпить портвейна.

После проведения съезда Лимонов с отвечавшим за партийную документацию Андреем Федоровым наведался к тогдашнему министру юстиции Павлу Крашенинникову с намерением прощупать почву насчет возможности регистрации партии. Похожий на Николая II министр был благодушен, однако по поданным документам последовал отказ.

Для исправления ошибок в документации, на которые указал Минюст, в срочном порядке пришлось собирать Второй съезд в Питере. Помогал нам в этом муниципальный депутат Денис Усов, помощник легендарного политика и авторитета Юрия Шутова. Помещение предоставили в его офисе на Богатырском проспекте. Съезд по сути был техническим — особенно разговаривать было не о чем, за несколько часов закруглились с необходимыми формальностями и голосованиями, заслушали краткую речь Лимонова. День закончился алкогольными возлияниями в компании вождя возле Казанского собора и походом к Московскому вокзалу со скандированием партийных лозунгов. Как ни странно, никто даже не попал в милицию.

Кажется, именно тогда Лимонов появился перед нами со своей новой девушкой. Дело в том, что с Натальей Медведевой Лимонов расстался еще в 1995 году. Несколько лет он встречался с высокой и худой, бритой налысо Елизаветой Блезе, ездил с ней к маме в Харьков, которой новая избранница сына очень понравилась. В 1998-м они расстались, и место Лизы было занято румяным подростком в футболке с Летовым — шестнадцатилетней Настей Лысогор, именуемой «Крошечная Настя». Пара повергла даже видавших виды партийцев в некоторый шок. Настя, однако, оказалась верной спутницей, сопровождала Эдуарда в его поездке в Сибирь в 1999 году, носила передачи в «Лефортово» во время его тюремного заключения, а затем присутствовала на всех основных этапах слушания его дела в Саратове. Эдуард обнаружил у нее литературный талант, ее рассказы публиковались в нескольких сборниках — впрочем, развития это не получило.

Ну а документы с исправлениями были поданы на регистрацию. Под самый новый, 1999 год вновь последовал отказ. Лимонов с партийцами в течение недели пикетировал Минюст под лозунгом «Регистрация или терроризм». Не помогло — принципиальное решение не пускать нас в политику было принято осенью 1998 года и остается неизменным в течение почти двадцати лет.

Не допущенная в легальную политику партия стала — отчасти интуитивно, отчасти сознательно — развивать тактику акций прямого действия, опробованную на «Авроре». Лавры первой мишени АЛД по праву принадлежат кинорежиссеру Никите Михалкову. 7 января 1999 года Никита Сергеевич провел премьерный показ своего фильма «Сибирский цирюльник» в Алма-Ате в знак «всемерного уважения» к «большому политику» Нурсултану Назарбаеву и призвал голосовать за него на предстоявших через несколько дней выборах. Это плохо сочеталось с декларируемым Михалковым русским патриотизмом, а потому против него было решено развернуть кампанию.

В марте 1999 года Дмитрий Бахур и Егор Горшков забросали Никиту Сергеевича яйцами. Уже скрученного охранником Бахура Михалков пнул несколько раз ногой в лицо. Это вызвало бурный резонанс в ненавидящих режиссера либеральных СМИ, хотя о подоплеке акции умалчивалось. Парней посадили в Бутырку, где Бахур заболел туберкулезом. А партия по всей стране принялась мстить Михалкову.

Женя Павленко, Борис Щерба и Дмитрий Смирнов попытались осуществить такую же акцию в Питере, не слишком, впрочем, удачно. Подождав появления режиссера у кинотеатра «Аврора», куда он прибыл на презентацию все того же «Сибирского цирюльника», организованную партией власти «Наш дом — Россия» во главе с одним из ее тогдашних лидеров, будущим либеральным оппозиционером Владимиром Рыжковым, они закидали его яйцами — но попали не в Михалкова, а в проходившую мимо женщину. Причем Борю поймали охранники. Далее последовала забавная сцена, когда уже с избитым ими студентом-филологом Щербой Михалков решил поговорить под камеру, показав свое интеллектуальное превосходство над «гопником из НБП»:

«— Ну и кто твои любимые авторы?

— Юкио Мисима, например. (Михалков промолчал, поскольку, вероятно, такого писателя не знал.)

— А Достоевского ты читал? Он много писал о грядущем хаме…

— Вообще-то о грядущем хаме писал Мережковский…

— А если твой звеньевой Дима Воронцов прикажет убить меня, ты выполнишь приказ?

— В условиях военного времени — да».

Взбешенный Михалков, прибыв в БКЗ «Октябрьский» на организованный НДР концерт «Старые песни о главном», устроил спектакль на радость прессе.

«Багровый от ярости режиссер возмущенно восклицал: “Ну и отморозки!” — писала газета «Новости Петербурга» (1999, № 41). — И тут же в непечатных выражениях поведал испуганному Рыжкову, как