Оды и некрологи - Борис Дорианович Минаев Страница 26

Несправедливо и неправильно.

* * *

Прошло еще какое-то время, и я снова попал в Марьино. Мне кажется, это был 2014 или 2015 год, митинг «сторонников Навального». Олег Навальный сидел в тюрьме, Алексей был на свободе, еще не было ощущения, что все кончилось, наоборот, казалось, что все только начинается.

Митинг согласовали именно в Марьино, и Алексей очень обижался, что не все, кто мог бы, собираются ехать в такую даль. «Во-первых я там живу, – говорил он, – что за снобизм, а во-вторых, что это вообще за аргумент: “а где я там машину поставлю”? На метро ведь можно доехать».

Мы пошли с моим другом Андреем А. На предыдущей станции нас встречали волонтеры и давали бумажку со схемой прохода. Идти было минут двадцать. Между высокими домами. А может, и полчаса.

Растянувшейся тонкой цепочкой мы шли от предыдущего метро, искоса посматривая друг на друга.

Потом нас всех согнали в какой-то узкий скверик и зажали какими-то железными барьерами. Выступления были боевые, но не очень интересные. Там стояло тысяч восемь народа. Совсем мало по московским меркам и по меркам прежних митингов.

В окнах окрестных домов и на балконах стояли люди, с любопытством глядя на нас. Многие, наверное, даже не понимали, что это вообще такое.

Я постоял, послушал, держась за железную загородку с внешней стороны, встретил знакомых, но они были по другую сторону загородки.

Милиционеры тоже слушали митинг с интересом.

Вскоре я пошел прочь.

Была осень, хотя и ранняя, и уже начинало смеркаться. Как только зажглись фонари, и начались сумерки, я почувствовал небольшой холод. Прибавил шагу, согрелся.

Зажигались окна, витрины. Я хорошо помнил дорогу и шел, внимательно глядя по сторонам: мне казалось, что где-то здесь я увижу тень Тимошина. И я увидел.

Тень Тимошина висела у меня над головой, охватывая все московское небо, в бледном зареве электричества.

Тимошин не смотрел на меня, но я чувствовал, что он здесь.

Мой бывший сосед Витя

Когда я жил на улице Кедрова, был у меня такой сосед – Витя.

Жил он буквально в соседней квартире, однокомнатной, на нашем четвертом этаже, дверь в дверь с нами. Это была кирпичная пятиэтажка пятидесятых годов. Очень хороший дом, кстати, ни под какую реновацию он потом не попал.

Когда мы впервые туда пришли, впечатление было, правда, не очень. Лифта там не было (хотя в других пятиэтажках иногда встречался), и мы пошли на четвертый этаж по лестнице, буквально залитой кровью. Ну не залитой, может быть, но закапанной. На нашей лестничной клетке стоял сосед Витя и внимательно смотрел на нас.

– Что ж это такое, а? – взволнованно спросил я.

– Да вот, фигня такая, человека зарезали, но вроде жив он остался, – каким-то странным голосом, выражающим то ли ужас, то ли смятение, сказал Витя и медленно удалился. Дверь за ним захлопнулась, и мы вошли в свою квартиру.

…Через день к нам пришел участковый милиционер с обходом. В руках у него была папочка.

– Так! – весело сказал он. – Тут у нас что? Ага! Тут у нас притон!

– Точно! – сказала Ася. – Чего в бумажки смотрите, сами не видите? – в коридор выбежали наши дети и, увидев дядю в форме, прижались к ней. Детей было двое, восьми и пяти лет соответственно.

Участковый как-то притих и сделал в бумагах какую-то пометку. Вежливо попрощался и ушел.

* * *

…Действительно, наша квартира производила страшноватое впечатление. Потолок был черный после произошедшего недавно пожара, на нем было крупно написано «Спартак», ремонт никто, конечно, не делал, по углам валялись какие-то тряпки. Там была такая ситуация: родители спились, а выросшие дети спиваться не хотели. Они и придумали этот обмен. Родителей отправили в дом в деревне, на излечение, а сами переехали в нашу квартиру на Аргуновской.

Сами юридические процедуры прошли нелегко, и не было твердого ощущения, что все у нас получится: руки и лица бывших квартиросъемщиков дрожали от волнения и похмелья, казалось, они плохо понимали, что происходит. Однако в процессе я понял две вещи: во-первых, они действительно хотели переехать в деревню, подальше от своих бывших друзей, и во-вторых, когда-то они были нормальными людьми.

Папа, например, посмотрев на наших детей, вдруг сказал:

– Только вы в ближайшую школу детей не отдавайте! Которая через дорогу. Это бандитская школа!

– Тут до нас какие-то евреи жили, – сказала мама. – Вот видите, они тут вот шкафчик построили.

Действительно в коридоре был очень удобный высокий шкафчик для инструментов и прочего хозяйственного барахла – гвоздей, шурупов, лампочек, изоляции и прочего. Он был самодельный и выдавал в бывших жильцах («евреях») сильную практическую сметку.

…Как там дети и родители решили между собой денежный вопрос (а доплата была по тем временам немаленькая), я не знаю – но абсолютно точно, что папе и маме эти деньги нельзя было выдавать ни под каким видом.

Буквально на следующий день после переезда (был выходной) в дверь раздался звонок. Я, вздрогнул, решив, что к нам снова пришел участковый.

Но это был другой человек – тот самый, который объяснил мне, откуда на лестнице кровь.

– Я ваш сосед, Виктор! – громко сказал он. – Здравствуйте!

Мне Витя показался человеком чуть старше меня. Ощущение усиливалось тем, что он носил очки с очень большими диоптриями, и глаза его в очках были крупными и выпуклыми, а взгляд приобретал крайне внимательное выражение. Витя как будто гипнотизировал меня этими своими неестественно крупными глазами. Кроме того, он сильно хромал и был, насколько я понимаю, инвалидом с детства. Одним словом, имелись у него серьезные проблемы со здоровьем.

– Я, собственно, вот по какому делу… – смущенно сказал сосед Витя. – Нет ли книжки какой почитать? Я, в общем-то, мало куда выхожу. Хочется чем-то себя занять.

Я сказал, что книжек тут полно, но они еще не распакованы, мы их сначала снесем в одну комнату, и я тогда что-то подберу.

Я поинтересовался у Вити, что ж за подъезд, в который мы переехали, что за обстановка нас ждет? Тут алкаши жили, там поножовщина. Какие прогнозы?

– Да ну, ерунда! – отмахнулся Витя. – Подрались ребята, с кем не бывает. Ну а ваши бывшие жильцы, они ж уехали. Теперь в подъезде будет покой, красота. Короче, слушай, я завтра зайду.

И он действительно зашел завтра. Я подобрал ему первую книжку.

На следующий день он пришел снова.

– Не пошла… – сокрушенно сказал он. – Чего-то не пошла. Можно другую?

– Сейчас, – сказал я и начал копаться в картонном, еще не распакованном ящике. Страсть Вити к чтению вызывала